Подполковник вышел из машины, потянулся и с любопытством оглядел все четыре дома, которые стояли бок о бок, образуя таким образом один большой «колодец». Под одним из них темнела арка, ведущая на центральную улицу. Почти все окна квартир уже были тёмными. Он посмотрел на светящийся дисплей часов и произнёс:
– Ты смотри, как мы с тобой припозднились, уже почти полночь! А ты так и живёшь в квартире своего деда?
– Привык я к нашей старой квартире. Здесь мне уютно. До сих пор кажется, что пирогами в доме пахнет, хотя моей матери уже давно нет, – снова закуривая сигарету, ответил Пётр.
– Так тебе и не удалось разузнать – как пропал твой дед? – задумчиво спросил подполковник.
– Сколько не пытались мы с матерью, но ничего не получилось. Единственное, что точно известно по рассказам матери – это то, что дед весьма серьёзно сцепился с какой-то бандой. Ему даже пришлось на время мою мать спрятать в детдоме, чтобы они его не шантажировали. Но потом, что-то такое непонятное произошло, что дед сам с главарём банды связался. Уехал в Москву и бесследно пропал. Дело даже на него поначалу завели за связь с бандитами. Подумали, что он наводчиком у них был. Потом реабилитировали и записали его в список без вести пропавших. Моя мама осталась одна в большом, голодном городе, но сумела всё-таки тогда выжить. Повезло ещё, что тётка после войны моей матери сильно помогла. Она на заводе работала. Ей было положено семьсот грамм хлеба в день, да плюс зарплата триста пятьдесят рублей. Против трёхсот грамм хлеба в день для сироты, – это был настоящий рай. А мою мать после пропажи отца даже сиротой признавать-то не хотели. Нет свидетелей смерти отца – значит и не сирота вовсе. Вот и живи как хочешь! Если бы не тётка, то моя мать бы, наверное, и не выжила, а значит, и меня тогда бы тоже на свете не было. Просто не родился бы я на свет Божий. Вот такая вот история.
– У тебя ведь дед командиром взвода во фронтовой разведке служил, а когда вернулся с фронта, то пошёл в уголовный розыск, в убойный?
– Так и было, – глубоко затягиваясь сигаретой, вздохнул Пётр. – Старлеем вернулся. Дед очень мало рассказывал моей матери о себе и о войне. Не любил он её вспоминать, но меня всегда распирала гордость перед мальчишками, что мой дед был настоящим разведчиком. Тайком от матери его награды примерял. Вот тогда я и дал себе зарок, что, когда вырасту, тоже буду разведчиком! А вот как вышло с моими ребятами! Хреновый я оказался руководитель разведгруппы, если не смог своих сберечь!
Пётр резко вынул изо рта зажжённую сигарету и тут же смял её, прямо горящей, – в кулаке. Подполковник удивлённо посмотрел на друга – тот даже не поморщился от боли.
– У тебя сигарета ещё не потухла в руке, – осторожно произнёс он.
Пётр посмотрел на него, потом разжал кулак и небрежно стряхнул с ладони ошмётки потухшей сигареты.
– Ладно, пойду я! Жене своей привет передавай!
– Передам, а может всё-таки поедем ко мне?
– Василий, ты не обижайся, но я лучше в другой раз!
– Ну, бывай! Звони, если что нового разузнаешь!
– Обязательно!
Чёрный «Мерседес» с трудом развернулся в небольшом дворе. На прощанье полоснул ярким светом фар по старым стенам домов, заодно и по их окнам, да скрылся в узкой арке. Вскоре звук его мотора затих и теперь уже лишь изредка было слышен шум редкой машины, да характерное жужжание, видимо, последнего на сегодня троллейбуса. Город плавно погружался в сон.
Пётр приложил чип к домофону. Дверь открылась. На лестнице сработал датчик и зажегся свет. Он осветил местами облупившиеся, давно не знавшие ремонта стены. На одной из них красовалась свежая надпись: «Валька позвони мне, а то убью! Я ведь тебя люблю, дура!». Пётр усмехнулся. Он знал и адресата, и автора письма. Времена меняются, а люди остаются всё такими же.