— Вы знаете, что это не так. Вы не существуете, так же, как и я, — вновь он нахмурился, черты лица исказились, тело стало исчезать, он явно стремился вернуться в прежнее состояние. Человек вздохнул. — Ответить вам значит предать себя, но я полагаю, небольшой отдых поможет мне восстановить свои способности, и потом не придется в последний раз концентрировать волю, добираясь до абсолютной правды — правды небытия.
— Но небытие — отсутствие мысли, отсутствие воли, отсутствие действия, — заметил Ламсар. — Конечно же, вы не станете подвергать свою судьбу таким испытаниям?
— Не существует ничего, кроме меня. Я единственная вещь во вселенной, для существования которой есть причина: я и есть эта причина. Еще одно небольшое усилие, и я буду тем, чем хочу быть, — единственной правдой в несуществующей вселенной. Для этого прежде всего требуется избавиться от окружающих меня излишеств, например, от вас. Потом сделать последний рывок…
— И что же дальше?
— Состояние абсолютного ничто, где нет ничего, что могло бы нарушить порядок вещей, потому что нет порядка вещей.
— Недостаточно конструктивно, — заметил Ракхир.
— Конструкция — слово бессмысленное, как и все слова, так же, как и само существование. Все — значит ничего — вот единственная правда.
— А как же насчет этого мира? Пусть он пустой, но в нем есть свет и мягкий камень. Вы можете заявить, что этого не существует? — спросил Ламсар.
— Все исчезнет, когда исчезну я, — медленно произнес мыслитель. — И вы тоже. Не останется ничего, кроме ничего, и Закон будет стоять несокрушимо.
— Но Закон не может существовать: его существование тоже противоречит вашей логике.
— Вы ошибаетесь. Ничто и есть Закон. Ничто есть высшее достижение Закона — путь к окончательному состоянию, состоянию небытия.
— Что же, — задумчиво произнес Ламсар, — тогда будет лучше, если вы скажете нам, где найти следующие врата.
— Тут нет никаких врат.
— А если бы были, где бы мы могли найти их? — спросил Ракхир.
— Если бы врата существовали, чего на самом деле нет, они были бы у горы, близ того места, которое некогда называлось морем Мира.
— А где оно находилось? — спросил Ракхир, вспоминая теперь жуткое предупреждение. В этом мире не было ни ориентиров, ни солнца, ни звезд — ничего, что помогло бы определить направление.
— Неподалеку от Суровой горы.
— Как туда попасть? — спросил Ламсар.
— Наружу, за пределы, в никуда…
— А где, если предположить, что ты преуспел в своих доводах, находимся мы?
— В каком-то другом «нигде». Я не могу правильно ответить. Но поскольку вы никогда не существовали в действительности, следовательно, не можете отправиться в какую-нибудь недействительность. Только я реален, и я не существую.
— Мы пойдем в никуда, — сказал Ракхир с деланной улыбкой.
— Только слабость моего разума позволяет существовать вам, — возразил мыслитель. — Я должен сконцентрироваться, иначе мне придется начинать все сначала. Процесс так и норовит повернуть вспять. В начале все было Хаосом. Я создал абсолютный Закон — Ничто.
Смирившись, Ракхир натянул лук, наложил стрелу на тетиву и прицелился в хмурого человека.
— Ты хочешь небытия? — спросил он.
— Я же вам сказал.
Стрела Ракхира пронзила сердце человека. Тело сперва исчезло, потом снова стало видимым, рухнув наземь. И тут же вокруг них появились горы, леса и реки. Это был мирный, хорошо упорядоченный мир, и Ракхир с Ламсаром, отправившиеся на поиски Суровой горы, долго обсуждали философскую позицию человека, которого вынуждены были убить. Наконец они добрались до большой гладкой пирамиды, которая явно была неестественного происхождения: создавалось впечатление, что она вырезана из цельной глыбы. Они обошли вокруг ее основания и нашли вход.
Не оставалось никаких сомнений, что это и есть та самая Суровая гора. Неподалеку раскинулся океан. Путешественники вошли во врата и попали в странный мир, как будто очерченный тонким пером.
Деревья здесь напоминали затвердевшую паутину.
Тут и там лежали голубые мелкие водоемы с мерцающей водой. Красивые камни располагались вдоль берега.
Вдали виднелись светлые холмы, протянувшиеся к пастельно-желтому горизонту с оттенками красного, оранжевого и синего.
Путешественники почувствовали себя неуютно, смутились, словно были грубыми, неуклюжими великанами, топчущими красивую, коротко подстриженную траву. Они чувствовали себя так, словно уничтожали святость этого места.
Потом они увидели девушку, неторопливо идущую к ним.
Они остановились, когда та подошла ближе. Она носила просторные черные одежды, которые развевались на ее теле, словно дул сильный ветер, хотя никакого ветра не было. Лицо у девушки оказалось бледным и остреньким, глаза — черными и загадочными. На длинной шее она носила драгоценный камень.