Он все-таки сел и, косясь на меня, стыдливо завернулся в одеяло.
Его волосы были влажными и собрали пыль с пола. Пожалуй, ему не помешало бы принять ванну еще раз, однако сил у моего соседа, похоже, не осталось. С трудом волоча ноги, он дошел до постели и рухнул в нее мешком.
— Я видел, что ты пыталась меня защитить, — его голос звучал глухо, наверное, оттого, что Саилрим весь, с головой, зарылся в кокон из ткани — только белобрысая макушка торчала наружу. — В следующий раз просто уйди в другую комнату.
— Серьезно? — возмутилась я. — Просто уйти?
— Да, не хочу, чтобы ты смотрела. Это унизительно. И не хочу, чтобы вмешивалась. Это бессмысленно и опасно.
В чем-то он был прав. Опасно. После того, как меня со всей дури швырнули в стену, в ушах до сих пор стоял звон, словно в голову залетел назойливый комар. Но закрыться в другой комнате, как предлагал Саилрим, и не обращать внимания на крики боли из-за стены — это, на мой взгляд, было верхом цинизма.
Я опустилась на подушку и сунула ладони под щеку, разглядывая в полумраке спальни напряженную спину своего соседа.
Сон не шел. Между лопаток побаливало. За окном в тумане качались темные неясные силуэты деревьев.
— А ты не пытался отсюда уйти? — спросила я у спины Саилрима. — Что там, за этими скрипящими воротами?
Эльф хмыкнул. В этом коротком звуке мне почудилась снисходительная насмешка, щедро приправленная горечью.
— Интересно? — он плотнее завернулся в одеяло. — Так сходи и посмотри.
Чего Саилрим не ожидал, так это того, что я в самом деле встану с кровати и последую его совету.
— Куда это ты? — обернулся он, нахмурившись и поджав губы.
Я взяла с тумбочки канделябр с тремя горящими свечами и ответила соседу уже в дверях:
— Мне не спится. Замок тебя не отпускает, но, может, он отпустит меня. Чем черт не шутит.
Наблюдая за мной, Саилрим повернулся на другой бок и опустил щеку на подушку:
— И тебе не страшно?
Страшно мне не было. Сцена в ванной комнате показала, что в этом месте опасность грозит только Саилриму, но не мне. Если в тумане снаружи кто-то обитает, он не причинит мне вреда — не покалечит, не убьет, максимум напугает до полусмерти и сделает больно. Рискнуть можно. Не умру. Вон даже Саилрим после всех этих еженощных истязаний не спешит отбрасывать коньки.
Сухо улыбнувшись, я нырнула во мрак коридора. Почему-то мне казалось, что эльф попытается меня остановить, будет уговаривать вернуться в спальню и не делать глупостей, но в воздухе висела гулкая тишина и звука шагов слышно не было. Саилрим остался в постели.
Освещая себе путь тяжелым канделябром, я спустилась по лестнице на первый этаж, миновала пустынный холл и замерла у распахнутой парадной двери. Туман клубился у порога, словно нерешительный путник, что топчется на крыльце в ожидании приглашения.
Я чувствовала себя уверенно, когда покидала нашу общую с Саилримом спальню, но сейчас мне понадобилась вся сила духа, чтобы сделать один-единственный шажок вперед, ступить в эту белесую мглу, полную неизвестности.
Туман дышал сыростью и прохладой. Я ощущала прикосновения его влажных пальцев к своему лицу. Свечи вскоре погасли, но толку от них все равно было чуть. Что с ними, что без, я видела не дальше вытянутой руки. Земля и мои ноги ниже колен тонули в густой молочной дымке, поэтому я шла осторожно — вытягивала ступню и изучала пространство перед собой, прежде чем продвинуться на очередные полметра.
За пределами дома царила гулкая тишина, и в этой тишине единственным звуком был скрип качающихся на ветру ворот. Этот зловещий скрип стал для меня ориентиром в море клубящегося тумана. Я шла на него, напрягая слух.
Сердце в груди тяжело ухало. Иногда в тумане — сбоку или за спиной — мне чудилось движение. Пару раз краем глаза я замечала метнувшуюся в белой пелене тень, и тогда пульс подскакивал до запредельных значений и я крепче сжимала стойку канделябра — свое единственное оружие.
Под ногами была не трава, не ровная дорога из мостовых камней и не шуршащий гравий садовой тропинки — земля, голая, твердая, с коварными выступами, о которые так легко споткнуться. Порой мне приходилось перешагивать через что-то похожее на древесные корни. Порой казалось, что, оставшись позади, корни, доселе неподвижные, вдруг начинают шевелиться и расползаются по округе точно змеи.
Очень часто я не могла отличить реальность от игры воображения. Проблема состояла в том, что грань между правдой и фантазией в этом месте размывалась. Здесь были возможны самые невероятные, фантастические вещи.