Выбрать главу

Как выяснилось позже, Саилрим лукавил: эльфийский язык никак нельзя было назвать легким. Поставишь ударение не на ту букву — рискуешь превратить комплимент в оскорбление. Некоторые слова и вовсе звучали почти одинаково — разница была в произношении отдельных гласных. Например, «йорк» — замок, а «ёоорк» — место для справления нужды, «орк» — раса, живущая за Штормовым морем. Если сказать даме сердца: «Ол оол ку лавимэ» — получишь в награду смущенную улыбку, а если: «Ол оол ку лиавимэ» — рискуешь нарваться на пощечину.

В общем, было тяжело, зато нескучно. Теперь я знала, чем занять ту прорву свободного времени, что появилась в заточении.

Мой терпеливый учитель Гаэлиэль навещал меня каждый день. Я усердно грызла гранит науки, а вечером применяла свои знания на Симе, при этом выдавала такие перлы, что мой жених краснел, ойкал и задыхался от смеха.

— Ол оол ку а сив, — страстно шептала я ему на ухо, когда мы лежали под одеялом.

— Ты только что назвать меня козлом? — вздернул жених светлую бровь.

— Хм, — задумалась я и попыталась исправиться: — Сиив?

— Башмаком?

— Сииф? — не сдавалась я.

На этот раз Сима покрылся густым румянцем и кашлянул в кулак:

— Прошу, только не пытайся произносить эту фразу при посторонних. Очень… кхе-кхе… неприлично выходит.

Чертов эльфийский! Как легко, разговаривая на нем, сесть в лужу! Не королева получится, а позорище. Представляю, как будут хихикать придворные за моей спиной.

— А что я сказала?

Розовый от неловкости король наклонился ко мне, прямо к уху, и перевел мои слова на аликанский. Тут уж покраснела я.

* * *

— Сеньор Гаэлиэль?

Мы сидели в креслах друг напротив друга, и мой учитель ставил мне произношение. Сквозь открытое окно ветер приносил в комнату запах моря и соли. Легкие занавески колыхались, похожие на призраков или крылья мотыльков. По стене рядом с книжным шкафом скользили лучи солнечного света.

— Не сеньор, ваше будущее величество, — поправил старый эльф. Сима как-то раз обмолвился, сколько ему лет. Под тысячу! И не догадаешься. Возраст этого ушастого пенсионера выдавали только желтоватые белки глаз и узор проступивших под кожей вен, на лице не было ни морщинки. — В Маарлинэле к мужчинам следует обращаться — альв, к женщинам — альва. Или использовать титул.

— Альв Гаэлиэль?

— Слушаю вас, ваше будущее величество, — учитель склонил передо мной голову, словно уже считал меня своей королевой.

— Что значит: «Ала ли ава»?

Эти слова мне каждую ночь нашептывал перед сном Саилрим, когда обнимал меня со спины, устраивая нас в позе ложек.

Спросила и испугалась: а вдруг это что-то непристойное, какая-нибудь ужасная пошлость, а я взяла и ляпнула ее вслух?

То, что это не признание в любви, я уже выяснила. «Я тебя люблю» звучало по-другому.

Про это загадочное «ала ли ава» я допытывалась у Симы, но тот молчал и лишь хитро улыбался. А меня пожирало любопытство.

Я напряглась и осторожно покосилась на учителя.

Альв Гаэлиэль поерзал в кресле.

— Это переводится, — его губы тронула смущенная улыбка. — «Благодарю, боги, за нее».

Глава 44

Наконец я дождалась того дня, когда Илри разобрался с предателями и позволил мне выйти из четырех стен.

Свобода!

К этому моменту суд над изменниками короны уже свершился. Союзников своего брата-близнеца Саилрим отправил на плаху, а для самого Лианора приготовил иную участь.

Вместо объяснений жених проводил меня в хрустальную усыпальницу, к тому самому прозрачному саркофагу, из которого недавно поднялся, и показал мужчину, лежащего на погребальной перине.

Под стеклянной крышкой я увидела знакомое лицо убийцы и узурпатора.

— Мертв? — спросила я, безотчетно отыскав руку Саилрима и сжав в жесте поддержки. Почему-то я была уверена, что предательство родного брата причинило ему глубокую душевную боль и оставило рубец на сердце.

— Это заколдованный сон, — вздохнул жених, ответив на мое пожатие. — Из него не очнуться самому. А на тот случай, если в Маарлинэле остались крысы, которые захотят помочь хозяину пробудиться…

Сима подергал массивный железный замок на хрустальной крышке саркофага, а потом с намеком кивнул в сторону выхода из гробницы, где стояла стража.

— Можешь считать меня мягкотелым, Елена, но я не смог его убить. Того, с кем рос, участника моих детских игр, сына моих покойных родителей. Не знаю, где сейчас находится его подсознание, какие сны видит, но, надеюсь, он попал в место, подобное тому, в котором побывали мы.