- Если тебе некуда пойти, я знаю место, где никто не найдёт.
Валинкарец вздрогнул от неожиданности, так как всегда считал себя бдительным, и редко кому удавалось застать его врасплох. То, что это удалось человеческой девчонке, приводило его в ещё большую бессильную злость. Он посмотрел на девушку сердитым и измученным взглядом:
- С чего вдруг? - не очень любезно осведомился он холодным тоном, но девушка ничуть не обиделась и ответила немного смущённо:
- Я всё слышала, ты из деревни пришёл, значит ночевать тебе негде. В здешнем лесу ты не переживёшь даже эту ночь, особенно в таком состоянии.
Да, состояние его оставляло желать лучшего. Лайгон до боли стиснул зубы. Приходилось признать правоту слов девушки и принять её помощь. Принять помощь человека. Валинкарец стал противен сам себе. Не думал он, что настанут такие времена, когда жалкий человек станет спасать ему жизнь, а сам он будет в таком положении, что не сможет противиться этому. Он поднялся сам, остановив попытку девушки поддержать его. Лайгон уже смирился с тем, что ему необходим кров и отдых, но признаваться в том, что чувствует себя совершенно разбитым и беспомощным, он не собирался. Девушка указывала путь, петляя между деревьями, хоть было темно и никаких троп не было - она отлично знала, куда идти. Лайгон шёл, хромая на одну ногу, временами опираясь на деревья для передышки, старался не застонать от боли и до крови прокусывал губы, чтобы не потерять сознание. Девушка старалась замедлять шаг, если понимала, что её спутнику требуются передышки. Так же она ощущала, что он ни капли не благодарен ей. Впрочем, она представляла себе его реакцию на её появление примерно такой и не была обижена на это.
Наконец, среди деревьев показалась ветхая лачуга, которая благодаря своей убогости отлично сливалась с окружающей остановкой. Домик был покосившийся, давно не крашенный. Настолько давно, что, возможно, и не был выкрашен никогда, поскольку даже остатков краски не было видно на его деревянных дощатых стенах. Девушка открыла дверь, петли которой даже не скрипнули, чему Лайгон мог бы подивиться, если бы ему сейчас было дело до чего-то кроме собственной боли. Девушка придержала дверь, пропуская Лайгона в небольшое помещение, пахнущее какими-то пряными травами, и указала ему на толстый слой сена, лежащий вдоль стены и заменяющий кровать. Лайгон скинул с себя плащ на пол, и без лишних действий и мыслей тяжело повалился на предложенное лежбище, но сознание его пока не покидало. Мужчина шумно вздохнул, устраиваясь поудобнее. Каждое движение отдавалось болью.
Девушка зажгла лучину, которая осветила помещение. Лайгон решил оглядеть комнату, чтобы хоть немного отвлечься: у противоположной стены так же лежало сено, а посредине стоял большой стол. Больше никаких предметов мебели не было, лишь вдоль стены на верёвке висели пучки каких-то трав. "Целительница", - догадался мужчина. Он слышал о таких людях. Знахари, лекари, живущие уединённо и помогающие страждущим... Эта девушка могла бы облегчить его боль, но просить её о помощи и позволять дотрагиваться до себя он не хотел. Одна мысль об этом была ему противна. Лайгон перевёл взгляд на хозяйку этого жалкого жилища: она была красива лицом, а про фигуру ничего сказать было нельзя - балахонистая туника и широкие штаны хорошо её скрывали. Лицо девушки было светлым и открытым, с мягкими чертами и удивительными глазами глубокого тёмно-серого цвета, которые участливо смотрели на Лайгона. Русые волосы, закрывающие уши и немного лица, были убраны в косу, но какую-то странную, с множеством различных шпилек и заколок. Девушка ждала, что мужчина хоть что-нибудь скажет, но он угрюмо молчал. Хозяйку дома звали Алисия, но этого Лайгон пока не знал. Из всего увиденного можно было бы заключить, что она бедна, однако позже мужчина убедился, что если она в чём и нуждалась, то точно не в деньгах.
Какое-то время они провели в молчании. Лайгон осматривался, пытаясь понять, зачем девушке помогать ему. Он слышал, что бывает доброта и сострадание, но никогда не верил в это. Всегда и у всего есть причина, просто иногда она довольно завуалирована или же просто сводится к любопытству. По крайней мере, Лайгон чувствовал, что тут девушка не причинит ему зла. Но зачем ей всё это, оставалось неясно. С сожалением он не смог уловить даже следов магии, сколько ни пытался. Девушка явно не была ведьмой, и магов поблизости тоже не проживало. Мысли о своём положении хорошо отвлекали от проблем измученного тела, и Лайгон даже надеялся уснуть под свои размышления, но никак не получалось забыться.
Алисия тем временем оценивающе осмотрела его одежду, прикидывая, как можно её попроще снять, не причинив человеку лишней боли. На нём были грубые походные, но незаношенные штаны и плотная тёмно серая рубаха, при чём на последней не наблюдалось никаких застёжек, зато имелся замысловатый вырез с воротом и светло серой окантовкой, на которой значились какие-то буквы. Стянуть такого покроя рубаху было непросто, и приходилось признать, что всё-таки эта процедура окажется для незнакомца весьма чувствительной и неприятной.
- Придётся тебе мне помочь, - задумчиво сказала Алисия, потянувшись к краю рубашки, но человек зло сверкнул глазами, больно схватил девушку за запястье и, грубо оттолкнув, зашипел:
- Не смей прикасаться ко мне!
Алисия сделала несколько шагов назад, повинуясь резкому движению, и замерла, прикидывая, что эта выходка обошлась ему большей болью, чем ей, и удивлённо уставилась на него с непониманием и сожалением. Лайгон решил прояснить ситуацию, чтобы пресечь новые попытки оказать ему помощь:
- Я валинкарец! - кажется, девушка не поняла, и пришлось добавить: - Жители Валинкара для людей - практически Боги! - пояснил он, но она всё равно не очень поняла, почему из этого следует, что его нельзя осмотреть.
- В смысле - ты бог? - переспросила она с интересом.
- Полубог, - нехотя поправил он, но почему-то не удержался от этого комментария, хоть и понимал, что его новой знакомой это вряд ли прнципиально.
Он всё ещё смотрел недобро, а девушка по-прежнему не могла взять в толк, отчего он так ведёт себя и почему в его глазах нет ни намёка на благодарность. Впрочем, она не обидилась. Помочь ему - было её выбором, хотя, конечно, было бы приятнее заботиться о том, кто оценил бы это.
- Ты обладаешь способностью к самовосстановлению? - спросила она. - Регенерации? Или просто скверным характером?
Стоило снова огрызнуться, но ввязываться в глупую болтовню не хотелось. Лайгон думал было ответить, что обладает силой, которую ей даже не представить, но не стал. Что толку от силы, если ей нельзя воспользоваться. Он закрыл глаза и полностью погрузился в боль и ненависть. Лайгон пробыл в этом мире так немного, а уже готов был стереть его в порошок, если б только мог. Мысли постепенно перешли на Совет и Мэггона, которые выбросили его сюда. Они поступили так, потому что слабы: могли бы уничтожить его сами, но решили предоставить эту возможность какому-то пакостному мирку. А всё из-за валинкарсой крови, которую они не могут пролить. Чего боятся они? Или просто так высокомерны, что чтят свою кровь столь сильно? Этого Лайгон не знал, но его приводило в бешенство осознание того, что он был спасён из своего умирающего мира в детстве исключительно из-за того, что в его венах тоже была валинкарская священная кровь. Как предсказуем оказался Мэггон, решив просто выбросить его подальше. Не оставлять в Валинкаре, а просто избавиться. Потому что даже в пустующих темницах прекрасного мира, которым правил Мэггон, не было места ему, пролившему кровь без надобности. Его изгнали и, как считал мужчина, забыли, словно неприятную страницу истории. Или скоро забудут, какая теперь разница. Лайгон чувствовал, что здесь за ним Мэггон не может следить. Здесь Лайгон был сам по себе: отец не мог ни помешать, ни помочь ему. Этот мир далёк, очень далёк. Ведь они наверняка уверены, что из такого изгнания вернуться не получится: это не просто другая планета, это совершенно другой мир. И Лайгону он не обещал ничего хорошего. Валинкарец сжал кулаки так, что побелели костяшки, и лицо его передёрнуло от презрения.