Сражение в «предбаннике»
История «несостоявшегося совещания» или серии подготовительных заседаний к «физическому аналогу» сессии ВАСХНИЛ, формально инициированных письмом министра высшего образования С. В. Кафтанова и президента АН СССР С. И. Вавилова от 3 декабря 1948 г., достаточно подробно описана в литературе [11, 16, 17]. Поэтому, не вдаваясь в детали, отметим следующие её особенности, важные для нас.
1) Беспрецедентные размах и тщательность подготовительной работы: 42 многочасовых заседания Оргкомитета с приглашением на них десятков физиков и философов в течение трёх месяцев (с 20 декабря 1948 г. по 16 марта 1949 г., открытие совещания намечалось на 21 марта).
2) В проекте постановления и вступительно-программном докладе Кафтанова цели совещания были изложены достаточно определённо. Первой и основной задачей объявлялось «полное выкорчёвывание космополитизма, являющегося теоретической основой всех идеологических извращений в отечественной физике» [50, л. 31]. Вторая задача, которая поначалу казалась первоочередной,— это «углублённая совместная работа физиков и философов над вопросами методологии физики», образцом которой должно было служить гениальное произведение В. И. Ленина «Материализм и эмпириокритицизм». Во вводной части проекта постановления бегло перечислялись наши «космополиты» и «идеалисты» (причём между теми и другими устанавливалась буквально неразрывная связь, т. е. это, как правило были одни и те же люди)[18]. В докладе Кафтанова говорилось недвусмысленно о необходимости «развенчания этих теорий (т. е. новейших теорий физики — В. В.) с позиций диалектического материализма».
3) На основе «развенчания» новейших теорий, «идеалистов», «космополитов» предполагалось радикальным образом перестроить преподавание и подготовку научных кадров. Это означало, что «физики-патриоты-материалисты» должны были занять руководящие позиции в ВУЗах, издательствах, журналах, Учёных советах и т. п.
Большинство из физиков, обвинявшихся в «идеализме» и «космополитизме» были ведущими теоретиками, признанными специалистами в области теории относительности, квантовой теории и ядерной физики (Френкель, Фок, Тамм, Ландау, Лифшиц, Гинзбург, Марков, Леонтович и др.). Прямое или косвенное отношение к атомному проекту имели в это время немногие из них (Ландау, Тамм и Гинзбург; в какой-то степени это касалось и Леонтовича, возглавившего в 1949 г. кафедру теоретической физики в МИФИ, кузнице кадров для советского атомного проекта). Поскольку физики и философы, относящиеся к «патриотически-материалистическому» крылу, пытались в теории относительности и квантовой механике распознать аналог «морганизма-вейсманизма», физики противоположного лагеря, солидаризуясь с диалектическим материализмом, отстаивали научную необходимость этих теорий и их согласуемость с марксистской философией (в духе ещё довоенной традиции Иоффе — Фока — Тамма — Вавилова). При этом и здесь в ряде выступлений (Вавилова, Тамма, Гинзбурга и др.) звучали «ядерные» мотивы.
Так, Вавилов, отмечая фундаментальное значение физики и для философии, и для развития техники, вероятно не случайно, упомянул и об атомной бомбе: «Технические открытия достигались в итоге рационального применения выводов науки и, прежде всего, физики. Так, возникли паровые и электрические машины, телеграф, радио, атомная бомба» [51, л. 64]. Но физика едина и не существует без своего теоретического фундамента, в первую очередь теории относительности и квантовой механики.
Тамм, соглашаясь на то, чтобы подвергнуть критике некоторые идеалистические утверждения Шредингера, Иордана, Эддингтона (он даже употребил словечко «эддингтоновщина», имея в виду «неопифагорейство» последнего) и упомянуть о необходимости «защиты нашего научного приоритета в отношении к ряду крупнейших открытий» (речь шла о комбинационном рассеянии света, обнаруженном и объяснённом Мандельштамом и Ландсбергом, открытии и объяснении явления сверхтекучести Капицей и Ландау и др.), твёрдо стоял на том, что современные физические теории (с учётом существующих интерпретаций) являются ключом к постижению физики микромира, её философскому осмыслению и практическому использованию.
18
В проекте постановления список открывался именами А. Ф. Иоффе, П. Л. Капицы, Л. Д. Ландау, Я. И. Френкеля, М. А. Маркова и философа Б. М. Кедрова. Из доклада Кафганова к этому списку добавлялись В. А. Фок, Э. В. Шпольский. В дальнейшем список пополнили И. Е. Тамм, Г. С. Ландсберг, М. А. Леонтович, Е. М. Лифшиц, С. Э. Хайкин, Н. Д. Папалекси, В. Л. Гинзбург и др. Заметим, что доклад Вавилова, несмотря на содержащуюся в нем относительно мягкую философскую критику Френкеля, Ландау и Лифшица и некоторых других, был раскритикован за отсутствие «политической заострённости» [11, 16, 17].