Физхимики Н. И. Кобозев и С. С. Васильев в борьбе с «академическими» физхимиками и химфизиками, прежде всего с А. Н. Фрумкиным и Н. Н. Семёновым, готовы были обвинить их в космополитизме, и в идеализме, и в научной некомпетентности. Одно обвинение, в частности, касалось прямо-таки атомной бомбы. «Публичный прогноз Семёнова, Зельдовича и Харитона,— говорилось в докладе Кобозева,— о невозможности технического использования атомной энергии накануне применения бомбы — тяжелейшее пятно на репутации этих учёных и всего института (Института химфизики — В. В.)» [57, л. 195].
А вот что предполагал сказать в своём выступлении С. С. Васильев о Н. Н. Семёнове и его теории цепных реакций, удостоенных в 1956 г. Нобелевской премии по химии: «Н. Н. Семёнов принимается за разработку ряда проблем; это неизменно заканчивается крахом. Его книга „Цепные реакции“ и последующие статьи содержат ряд грубейших логических и математических ошибок… Объявляя себя передовым учёным, он накануне практического использования атомной энергии дезориентировал научную общественность нашей Родины утверждением о невозможности этого использования» [58, л. 224].
В действительности, дело обстояло совсем наоборот. Именно ученики Семенова Харитон и Зельдович чуть ли не первыми поняли, что деление урана медленными нейтронами — это разветвлённая цепная реакция. Они опубликовали фундаментальные работы об этом, а Семёнов, познакомившись с ними, тут же написал письмо в Наркомат нефти о возможности практического использования на этой основе атомной энергии [59]. Кобозев же и Васильев имели в виду научно-популярную обзорную статью Н. Н. Семёнова 1944 г., где было вскользь сказано о трудностях использования атомной энергии [60, с. 103]. Но в это время советский атомный проект уже стартовал, и как раз ученики Семёнова Харитон и Зельдович вскоре стали ведущими фигурами в этом деле. А уже в феврале-марте 1949 г. до испытания первой советской атомной бомбы оставалась менее полугода, и Харитон был её главным конструктором, а Зельдович — фактически — главным её теоретиком (оба впоследствии трижды Герои Социалистического Труда, удостоенные этих наград за выдающиеся заслуги в разработке отечественного ядерного оружия).
До конца февраля ситуация на подготовительных заседаниях Оргкомитета складывалась в целом не в пользу «академических» физиков, или «космополитов-идеалистов». Даже весьма компромиссный доклад С. И. Вавилова[20], несмотря на высокий президентский статус докладчика, вызвал острую критику А. А. Максимова, А. С. Предводителева, Н. С. Швецова, К. А. Путилова, В. Ф. Ноздрёва, Б. М. Вула, Б. М. Кедрова, И. В. Кузнецова и др. Многие упрекали его за мягкое отношение к Я. И. Френкелю, М. А. Маркову и другим «физикам-идеалистам» в частности И. Е. Тамму, В. А. Фоку и М. А. Леонтовичу. Многие говорили о недостаточной «политической заострённости» доклада. Ноздрев предложил не одобрять доклад, но, благодаря усилиям А. В. Топчиева и С. В. Кафтанова, он был всё-таки «в основном» одобрен при условии, если автор учтёт замечания выступавших.
Через несколько дней состоялось выступление Я. И. Френкеля, которое, несмотря на содержавшееся в нём некоторое «покаяние» («я должен признать: что в прошлом эта (т. е. диалектико-материалистическая — В. В.) философская позиция не всегда проводилась мной чётко и последовательно» (цит. по [16, с. 360]), подверглось резкому осуждению.
После этого состоялось явно анти-релятивистское и анти-квантовомеханическое выступление А. К. Тимирязева, которое было одобрено. Центральным пунктом выступления было «доказательство» того, что теория относительности и квантовая механика «построены на идеалистической философии» и что эта «идеалистическая накипь», «придуманная иноземцами», «сильно тормозит развитие советской физики» [61, л. 241].
В последние дни февраля и в начале марта «космополиты-идеалисты» «показали свои зубы». Последовала серия выступлений «академических» физиков — М. А. Маркова, В. А. Фока, Г. С. Ландсберга, А. А. Андронова и И. Е. Тамма — в которых теория относительности и квантовая механика были взяты под защиту. О характере аргументации Тамма мы уже говорили (см. с. 354 настоящей работы, там же приведены его некоторые высказывания).
20
Заметим, что С. И. Вавилов непосредственно не принимал участия в работе Оргкомитета. С его докладом все участники были ознакомлены и затем в течение двух дней (16 и 18 февраля) обсуждали его.