В этом же духе выступал Фок, подчеркнувший фундаментальное значение основных принципов теории относительности и квантовой механики. Например, он говорил, что «теория относительности выдержала самую всестороннюю проверку опытом и можно с несомненностью считать, что она является правильным отражением некоторых существенных свойств пространства и времени» (цит. по [16, с. 362]). В отличие от Тамма, Фок более детально вникал в вопросы философской интерпретации квантовой механики, фактически отстаивая позицию Бора — Гейзенберга, но доказывал при этом, что она вполне согласуется с диалектическим материализмом.
Точно так же в защиту этих теорий недвусмысленно высказались Ландсберг и Андронов, отвергая вместе с тем, обвинения «академических» физиков в «космополитизме» и идеализме. Проблема «космополитизма-патриотизма» интерпретировалась ими, например Таммом, как задача «защиты нашего научного приоритета в отношении к ряду крупнейших открытий», в частности открытий комбинационного рассеяния света Мандельштамом и Ландсбергом и открытия и теоретического объяснения явления сверхтекучести Капицей и Ландау [52, л. 170—171].
В результате, несмотря на то, что эти выступления «не одобрялись»[21], общая ситуация в «предбаннике» стала складываться явно не в пользу «материалистов-патриотов». 7 марта они выпустили последний залп в виде выступления В. Ф. Ноздрёва, который вновь в резкой форме сосредоточил огонь по «космополитам» (Иоффе, Френкелю, Капице, Ландау, Хайкину, Векслеру, Маркову и др.), подчеркнув, что «принятие космополитических установок неизбежно приводит… на позиции, враждебные марксизму» [62, л. 104].
В некотором смысле итоговым был доклад С. В. Кафтанова, существенно расширенный по сравнению с первоначальным замыслом. Он назывался «За дальнейшие успехи советской физики»; участники подготовительных заседаний были ознакомлены с ним, а обсуждение его состоялось в последний день «несостоявшегося совещания» — 16 марта. Подчёркивались идеологический и партийный характер физической науки, а также «космополитизм» и «идеализм», присущие ряду советских физиков (которые, впрочем, в этих грехах обвинялись не столь прямолинейно и резко, в отличие от выступлений Ноздрева, Акулова, Кессениха и др.). И хотя среди «обвиняемых» у Кафтанова фигурировали Френкель, Фок и Ландау, их имена сопровождались почтительными эпитетами «наш виднейший теоретик», «наш крупнейший учёный» и т. п., а в конце доклада содержался несколько завуалированный выпад в адрес Тимирязева, Максимова и других анти-релятивистов и анти-«квантовиков»: «…Было бы грубой ошибкой, граничащей с невежеством, полностью отрицать положительное значение многих новейших достижений физики, составляющих фундамент современной науки, только потому, что прислужниками буржуазии из новейших теорий физики делаются идеалистические выводы» [63, л. 163]. Это означало, что превратить теорию относительности и квантовую механику в аналог генетической теории, т. е. квалифицировать их как своего рода «лжетеории», на этот раз не удастся.
«Ядерная» версия отмены совещания 1949 г.
Итак, 16 марта 1949 г. прошло последнее заседание Оргкомитета. Именно докладом Кафтанова 21 марта должно было открыться столь тщательно готовившееся совещание. Но оно не открылось ни 21 марта, ни 10 мая (с просьбой о переносе совещания на 10 мая обращался к Маленкову Кафтанов) — совещание вообще не состоялось, откуда и название всей подготовительной эпопеи «несостоявшееся совещание». В записке заведующего отделом пропаганды и агитации ЦК ВКП(б) Шепилова Маленкову предлагалось, ввиду «неподготовленности совещания и настоятельной необходимости проведения более глубокого изучения вопросов и конкретных предложений в области физической науки», перенести совещание «на более позднее время» (вопрос о сроке созыва совещания предполагалось «решить особо»).
Существует несколько версий, претендующих на объяснение такого неожиданного решения властей. Они бегло рассматриваются в цитированной литературе [11, 16, 17]. Преобладающей является «ядерная» версия, согласно которой Курчатов и «его команда» дали понять властям, что проведение совещания может помешать своевременной реализации атомного проекта. Имеется ещё, по крайней мере, три-четыре версии. Прежде всего, версия, опирающаяся на анализ партийных документов и состоящая в том, что совещание было действительно недостаточно подготовлено и поэтому его следовало отложить. К ней примыкает версия «философа-материалиста» А. А. Максимова, полагавшего, что отмена совещания была вызвана тем, что последнее, ввиду сложившейся в «предбаннике» расстановки сил, пойдёт на пользу «идеалистам» и «космополитам»; иначе говоря, он тоже считал, что совещание недостаточно подготовлено. Ещё одна версия — «аппаратного» характера. Она не вполне развита, но в ней важную роль играет факт избрания председателя Оргкомитета зам. министра высшего образования А. В. Топчиева в члены АН СССР и одновременно на пост Главного учёного секретаря Президиума АН (естественно при поддержке С. И. Вавилова), как раз за несколько дней до предполагаемого открытия совещания. Благодаря этому компромиссу, Вавилову удалось перенести совещание на неопределённый срок.
21
Выступление Маркова рекомендовалось «коренным образом перестроить» и «дать развёрнутую критику своих ошибок»; выступление Фока «сделать более верным политически» и т. п.; Ландсбергу, Андронову и Тамму — перестроить свои выступления и учесть критические замечания оппонентов.