Предлагалась версия, связанная с тем, что совещание могло способствовать разглашению атомных секретов и что поэтому власти отказались от его проведения [11, 16, 17, 64, 65].
Ясно, что в отмене совещания были больше всего заинтересованы физики, подвергнутые обвинениям в космополитизме, идеализме и отрыве от практики. Их фамилии фигурировали и в проекте постановления совещания, и в программном докладе Кафтанова и в выступлениях их оппонентов. Это — Иоффе, Капица, Папалекси, Френкель, Фок, Тамм, Леонтович, Ландау, Марков, Гинзбург, Хайкин, Рытов и др. Разумеется, их интересы представлял и Вавилов. «Оргвыводы», которые бы неизбежно последовали в результате совещания, серьёзно бы ослабили позиции «академических» физиков, нанесли бы заметный урон физической науке, могли бы резко снизить уровень преподавания теоретической физики. Едва ли бы это непосредственно сказалось на сроках создания первой советской атомной бомбы, в чём участвовали десятки ведущих физиков. Как раз весной 1949 г. эта работа вышла на финишную прямую. Но физики-ядерщики, участвовавшие в проекте (среди них И. В. Курчатов, И. К. Кикоин, Л. А. Арцимович, Г. Н. Флёров, А. И. Алиханов, Н. Н. Семёнов, Ю. Б. Харитон, Я. Б. Зельдович, И. Я. Померанчук, Л. Д. Ландау, А. И. Лейпунский и др.), в большинстве своём ученики Иоффе, так же, как и обвинённые во всех грехах упомянутые «академические» физики, относились к элите физического сообщества и едва ли бы могли допустить разгром физики. Впрочем, это вполне могло сказаться на реализации термоядерного проекта, разработка которого только начиналась и нужны были огромные теоретические и экспериментальные усилия для его продвижения в правильном направлении. Таким образом, наиболее весомой нам представляется версия, связанная с «ядерными аргументами» против проведения совещания.
Имеется много свидетельств в пользу этой версии, но все они — либо «мемуарного» типа, либо достаточно косвенные, хотя и те, и другие весьма убедительны. «Ядерная» версия существует в нескольких близких, но всё-таки различных вариантах, каждый из которых заслуживает упоминания и фиксации.
Вариант И. Н. Головина, бывшего заместителя И. В. Курчатова, автора одной из первых лучших книг о нём, одного из старейших сотрудников «Лаборатории № 2», опирается на рассказ генерала В. А. Махнева, референта Берии в то время: «На одном из совещаний в начале 1949 г. Берия спросил у Курчатова, правда ли, что теория относительности и квантовая механика — это идеализм и от них надо отказаться? На это Курчатов ответил: „Мы делаем атомную бомбу, действие которой основано на теории относительности и квантовой механике. Если от них отказаться, придётся отказаться и от бомбы“. Берия был явно встревожен этим ответом и сказал, что самое главное — это бомба, а всё остальное — ерунда. По-видимому, он тут же доложил Сталину, и тот дал команду не проводить совещание» (цитир. по [11, с. 161], см. также [66])[22].
Вариант А. П. Александрова, одного из лидеров проекта (в это время директора Института физпроблем, выполнявшего важные работы в рамках проекта), близкого друга Курчатова: «Вскоре после войны, кажется, в сорок шестом меня вызвали в ЦК партии и завели разговор, что квантовая теория, теория относительности — всё это ерунда. Какая-то не очень понятная мне компания собралась. Особенно старались два деятеля из МГУ. Но я им сказал очень просто: „Сама атомная бомба демонстрирует такое превращение вещества и энергии, которое следует из этих новых теорий и ни из чего другого. Поэтому, если от них отказаться, то надо отказаться и от бомбы. Пожалуйста: отказывайтесь от квантовой механики — и делайте бомбу сами, как хотите“. Вернулся. Рассказал Курчатову. Он рассмеялся. Сказал: „Не беспокойтесь“. И нас действительно по этому поводу больше не беспокоили. Но притча такая ходила, что физики отбились от своей лысенковщины атомной бомбой» [67, с. З]. Заметим, что здесь, скорее всего, спутан год, более вероятно, что речь идёт о 1948 или 1949 годе. Важно и то, что Курчатов уже не беспокоился и даже рассмеялся. Это могло означать лишь одно: аналогичный разговор у Курчатова состоялся на более высоком уровне (с Берией или Сталиным) и был решён в пользу физиков. Интересно и то, что диалог описан примерно в одних и тех же словах («если отказаться от теории относительности и квантовой механики, то придётся отказаться и от бомбы»), и то, что Александров говорил о «ходившей тогда притче», «что физики отбились от своей лысенковщины атомной бомбой».