«Оргвыводов» не последовало, но опасность сохранилась…
Всесоюзное совещание физиков, столь тщательное готовившееся и, конечно, чреватое серьёзнейшими «оргвыводами», не состоялось. Все думали, что оно отложено на некоторое время, никаких официальных «объявлений» в связи с этим сделано не было. Только очень немногие из физиков, вероятно И. В. Курчатов и С. И. Вавилов, знали истинное положение вещей.
Но это не означало, что идеологическое давление пошло на убыль. Борьба с «физическим идеализмом» и «космополитизмом» в физике продолжалась, и «атомщики», занятые своими делами, далеко не всегда успевали реагировать на «отдельные успехи» «патриотов-материалистов».
Уже 24 мая 1949 г. в ФИАНе было проведено заседание Учёного совета на тему «О космополитических ошибках, допущенных сотрудниками ФИАНа» [11, 17]. Ошибавшиеся были названы. Это были С. Э. Хайкин, С. М. Рытов, В. Л. Гинзбург, Я. Л. Альперт. С. И. Вавилову пришлось взять на себя функцию «ментора». За «большую победу» в марте приходилось расплачиваться серией маленьких (более или менее локальных) уступок, не сопровождавшихся серьёзными «оргвыводами». Только Хайкин из этой «космополитической» четвёрки обвинялся в физическом идеализме: имелась в виду его книга «Механика», которая широко обсуждалась в это время.
В 1949 же году выходит в свет книга А. Ф. Иоффе «Основные представления современной физики», которая заканчивалась достаточно объёмистой главой «Методологические выводы» [76, с. 325—357]. В этой главе (точнее, части Ⅵ) А. Ф. Иоффе явно осуждал все формы идеализма в физике и доказывал, что современная физика демонстрирует торжество диамата, который только и даёт «правильное понимание новых фактов». Учёный совет ЛФТИ в апреле 1950 г., несмотря на критические замечания в адрес Иоффе, одобрил книгу. Но давние недруги Иоффе и власти давно собирались нанести удар по старейшине советской физики, кстати говоря, в июне 1949 г. ставшем членом Президиума АН СССР. Осенью 1950 г. его освобождают от обязанностей директора ЛФТИ, оставляя за ним заведование лабораторией полупроводников. Заметим, что вопрос о снятии А. Ф. Иоффе обсуждался на самом высоком уровне и был согласован не только с руководством Академии Наук (С. И. Вавиловым), но и с руководством «атомного ведомства» (И. В. Курчатовым, А. П. Завенягиным и Л. П. Берией). В качестве единственной причины этого снятия в указанных материалах фигурировал «преклонный возраст» Иоффе, который якобы мешал ему справляться с обязанностями директора Института [89] (Я благодарен Э. Поллоку за указание на этот материал).
Сразу же после этого на книгу Иоффе обрушивается «вал критики» (рецензии философов, появившиеся в «УФН» и в «Вопросах философии»). В центре внимания критиков «субъективистские интерпретации» теории относительности и квантовой механики, излагаемые автором. В марте 1952 г. в ЛФТИ ещё раз обсуждали книгу бывшего шефа, которого заменил А. П. Комар, наиболее энергично сокрушавший «идеализм» и «космополитизм» опального академика. Иоффе вынудили хотя бы частично покаяться.
Времена, несмотря на «ядерный щит», прикрывавший физиков, были тяжёлые. Кстати говоря, то, что этот «щит» всё-таки действовал, говорит и замечание В. Л. Гинзбурга, которое мы уже цитировали: «Спасла меня… водородная бомба» [66, 87], и фраза января 1953 г., приписываемая Л. Д. Ландау в знаменитой справке КГБ СССР на академика Л. Д. Ландау о том, что его участие в атомном проекте в значительной степени обусловлено большей защищённостью учёных, причастных к нему, от опасных «оргвыводов» [12, с. 155] (см. также с. 382 настоящей книги).
Вместе с тем, причастность к атомному проекту не была стопроцентной гарантией от нападок и «оргвыводов» властей. «Случай» Иоффе и «космополитической четвёрки» — тому примеры. Ещё один пример (с «философией» прямо не связанный) — это нападки на А. И. Алиханова и руководимую им Теплотехническую лабораторию (ТТЛ, впоследствии ИТЭФ), занимавшуюся тяжеловодным реактором.
Возможно, власти чувствовали или даже знали, что «Абрам Исакович не любил советскую власть и её руководителей» [77, с. 79]; наверное, им было не по нутру, что Алиханов поддерживал П. Л. Капицу в самое тяжёлое для него время и что «ТТЛ была островом свободы (относительной, конечно) и разумности» [там же]. Наверное, ощущалось некоторое противостояние между ним и Курчатовым. В результате, на нарастающей волне антисемитизма и борьбы с космополитизмом в ТТЛ в 1951 г. была послана проверочная комиссия ПГУ как раз в момент подготовки тяжеловодного реактора к пуску, когда Алиханов и его заместитель В. В. Владимирский отсутствовали в лаборатории. «На основании работы комиссии,— вспоминает Б. Л. Иоффе,— зам. начальника ПГУ Завенягиным был подписан приказ, фактически означающий разгром института: несколько десятков лучших сотрудников, в основном евреев, но не только были уволены, директору вменялись серьёзные финансовые и хозяйственные нарушения» [77, с. 81]. Здесь громили «свои» (ПГУ). Но всё-таки разгрома не произошло: «…Реактор на базе был успешно пущен, Алиханов вернулся „со щитом“, пошёл к Ванникову и добился отмены, точнее, замены приказа» [там же]. «…Институт уцелел, хотя и понёс серьёзные потери…». Добавим, что в периоды обострения политической ситуации в стране (например, 1956 и даже 1968 годы, связанные соответственно с венгерскими и чехословацкими событиями) «остров свободы» вновь подвергался наладкам. В 1968 г. Алиханов был снят с поста директора и умер через полтора года после этого.