Тем самым, ситуация с двойным прессом в советской физике 30‑х гг. вовсе не была «игрой в одни ворота». Во-первых, основная и наиболее многочисленная часть научного сообщества и особенно её лидеры в целом были солидарны в понимании того, что такое современная физика, и старались культивировать научные исследования на «мировом уровне». Эти лидеры — Иоффе, Рождественский, Мандельштам, Вавилов и др.— были выдающимися учёными, руководителями больших научных школ, замечательными организаторами. Власти не могли не считаться с ними. Во-вторых, и среди философов, так или иначе занимавшихся философскими и методологическими проблемами науки, физики в частности, находились достаточно компетентные в научном отношении люди, полагавшие, что новейшие физические теории в принципе прекрасно согласуются с диалектическим материализмом. Таковыми, например, были Б. М. Гессен, в 1920‑е годы С. Ю. Семковский. Гессен, как мы знаем, поддержал физиков на январском совещании 1936 г., на котором было решено не устраивать на мартовской сессии большой философской дискуссии. В-третьих, и среди партийно-государственных деятелей находились такие (Бухарин, Арманд и др.), кто понимал необходимость развития фундаментальных исследований, в частности в области квантовых и релятивистских теорий и в физике атомного ядра.
Предвоенные годы: до открытия деления урана и после него
1937 год наложил особый отпечаток на всю жизнь в стране, в том числе и на физику — репрессии приобрели беспрецедентный по массовости характер, особенно после августа 1936 г., когда начался процесс по делу Зиновьева — Каменева и было объявлено о причастности к этому делу Бухарина, Рыкова и Томского. Из упоминавшихся героев многие были арестованы в 1936—1938 гг., некоторые из них расстреляны, другие уцелели. Из физиков это были: М. П. Бронштейн, Л. Д. Ландау, А. И. Лейпунский, В. А. Фок, Ю. Б. Румер (добавим к ним С. П. Шубина, А. А. Витта, Л. В. Шубникова, В. К. Фредерикса, В. Р. Бурсиана, П. И. Лукирского, И. В. Обреимова, Л. В. Розенкевича, Ю. А. Пруткова и др.). Из философов, близких к физике, были репрессированы Б. М. Гессен, С. Ф. Васильев, Т. Н. Горнштейн и др. [37].
На этом, весьма неблагоприятном для физиков фоне новую инициативу в организации «философской сессии» предпринял акад. В. Ф. Миткевич, крупный электротехник, активный сторонник эфира и противник «физического идеализма» [4]. В январе 1937 г. он писал, обращаясь к Горбунову и Кржижановскому, о необходимости организации такой сессии для рассмотрения «основных натурфилософских установок современной физики» (цит. по [4, с. 320]). Он обвинял Тамма, Фока и Френкеля в физическом идеализме, а Иоффе и Вавилова в пособничестве им[7]. Эфирно-механистический уклон Миткевича был очевиден. Недаром он вскоре обратился к Горбунову с предложением избрать в Академию наук по специальности «физика» двух настоящих «механицистов» (или «механистов») — А. К. Тимирязева и Н. П. Кастерина[8] — как безусловно «стоящих на платформе диалектического материализма» (цит. по [4, с. 322].
Н. П. Горбунов распорядился начать подготовку «философской сессии»: основным докладчиком предстояло стать самому Миткевичу, а в качестве председателя комиссии по её подготовке должен был выступить А. А. Максимов. Но дело шло недостаточно быстро. В своём письме к Горбунову Миткевич настаивал на том, чтобы Иоффе и Вавилов дали чёткие ответы на его вопросы, о дальнодействии и близкодействии, и Горбунов согласился с этим. Вавилов в «ПЗМ» (№ 7 за 1937 г.) опубликовал разбор брошюры Миткевича «Основные физические воззрения», убедительно показав непонимание им основ современной физики и приверженность эфирно-механистической концепции. Иоффе в июле 1937 г. написал в редакцию «ПЗМ», что он считает постановку вопросов Миткевичем и их аргументацию «целиком относящимися к ⅩⅨ в.» и не находит «времени для статьи об эфире акад. Миткевича» (цитир. по: [4, с. 325]). Через полгода Иоффе всё-таки написал статью для «ПЗМ» с характерным названием «О положении на философском фронте советской физики». Ей предшествовала статья Максимова «О философских воззрениях акад. В. Ф. Миткевича и о путях развития советской физики» [39], которую ещё до публикации высоко оценил вице-президент АН СССР Г. М. Кржижановский, написавший в редакцию журнала: «В основном я считаю эту статью совершенно правильной, но если бы я писал на эту тему, то я ещё более смягчил бы первую часть, направленную против ошибок Миткевича, и, наоборот значительно усилил бы вторую часть, направленную против Фока, Тамма, Френкеля и Компании» (цитир. по: [4, с. 325]). Вместе с тем, он заметил, что всё-таки «недостаточно подчёркнуто то, что представляет (собой) отрицательный комплекс представлений акад. Миткевича о современной физике: ведь он в этой области значительно поотстал…» [там же].
7
Миткевич участвовал и в мартовской сессии и пытался затеять дискуссию с Таммом о близкодействии и дальнодействии» ставшую известной как дискуссия о «цвете меридиана» [31, 4], но небольшая стычка не перешла в широкое обсуждение, так как таковое не планировалось.
8
Работы Н. П. Кастерина, в которых он пытался вывести уравнения Максвелла и Шрёдингера из обобщённых уравнений некой эфирной газодинамики, высоко оценивали ещё Н. Е. Жуковский, а затем С. А. Чаплыгин и, конечно, А. К. Тимирязев. В июне 1938 г. на объединённом заседании Групп физики и математики АН СССР физики (Тамм, Фок, Френкель, Блохинцев, Леонтович и др.) подвергли работы Кастерина резкой критике.