Сессия несколько раз переносилась, но так и не состоялась. Поворотным моментом было письмо Фока в Президиум АН СССР, датированное 13 февраля 1938 г. [4, с. 326—329]. Автор письма полагал, что чрезвычайно низкий научный и философский уровень статей Миткевича и Максимова не соответствует «действительным задачам советской философии: разработке последовательно-материалистического понимания новой физики и борьбе с идеалистическими извращениями новых теорий» [там же, с. 327]. Фок указал на ряд конкретных ошибок и логических неувязок упомянутых авторов и пришёл к выводу о том, что «предполагаемая дискуссия… будет стоять на недопустимо низком научном уровне, не достойном Советской науки и Советской Академии наук» и что следует «поэтому… пересмотреть вопрос о целесообразности организации такой дискуссии в настоящий момент» [там же, с. 329].
По-видимому, и на этот раз решающими была солидарность физиков, высокий международный авторитет Вавилова, Иоффе, Фока, энергично выступивших в защиту подлинной квантово-релятивистской физики и при этом с позиций диалектического материализма. Их оппоненты (Миткевич, Максимов и близкие им Тимирязев, Кастерин) выглядели отставшими, недостаточно компетентными маргиналами, что отчасти признавал и Кржижановский,— при всей их философско-идеологической привлекательности. Возможно, имело значение и более раннее письмо Фока в отдел науки ЦК ВКП(б) в июле 1937 г., в котором он писал о том огромном вреде, который наносит советской науке безграмотная и агрессивная философско-физическая публицистика В. Е. Львова и подобных ему (см. об этом [4]). В этом же письме шла речь о конфликте Миткевича с «Компанией» Фока, Тамма и Френкеля и, в частности, было замечено, что «Львов осмеливается говорить, будто борьба акад. Миткевича против современной физики ведётся „при идейной поддержке партии“» [там же, с. 331].
Несмотря на неблагоприятную политическую ситуацию в стране, репрессии, затронувшие и учёных, фактически разгром одного из главных центров исследований в области физики атомного ядра — харьковский УФТИ, ядерная наука продолжала интенсивно развиваться. В сентябре 1937 г. в Москве состоялась Ⅱ Всесоюзная конференция по атомному ядру, на которой, несмотря на то что «1937 год» был в разгаре, присутствовало несколько крупных иностранных физиков, в том числе В. Паули, Р. Пайерлс, П. Оже и Э. Дж. Вильямс. О новых результатах рассказывали в своих докладах И. В. Курчатов, И. Е. Тамм, К. Д. Синельников, И. М. Франк и др. Параллельно, как мы уже говорили, готовилась «философская сессия», проведение которой могло существенно помешать нормальному развитию теоретической и ядерной физики. И А. Ф. Иоффе, конечно, понимал это. В своём вступительном докладе он ещё раз чётко и более развёрнуто сказал об огромном значении диалектического материализма для осмысления ядерных процессов: «…С переходом к атомному ядру мы вступаем в новую, специфическую область, где имеет место ряд совершенно новых закономерностей. Здесь перед нами открылось то неисчерпаемое многообразие окружающего мира, которое В. И. Ленин рассматривал как одно из блестящих подтверждений диалектического материализма. К сожалению, среди советских учёных есть ряд лиц, которые в этой именно стороне дела,— в появлении в каждой области новых закономерностей — естественных с точки зрения диалектического материализма,— видят, наоборот, какую-то идеалистическую ересь. Я думаю, что здесь никакой идеалистической опасности нет, наоборот, и т. д.» (цитир. по: [28, с. 22]). Ясно, каких «лиц» в первую очередь имел ввиду Иоффе,—это Миткевич, Тимирязев, Кастерин (заметим, что именно об учёных, а не специально о философах говорил Иоффе) и, конечно, Максимов, Кольман и даже, возможно, Кржижановский, Горбунов и др. «Защита Иоффе», основанная на энергичном признании диалектического материализма, на его такой адаптации к физике переднего края, которая бы ни в коей мере не накладывала каких-либо философских ограничений на физические теории, стала, по-видимому, эффективным орудием в борьбе за сохранение физико-теоретической культуры и ядерной тематики. Это же орудие использовали Фок, Вавилов и даже Френкель, который имел, как мы видели, стабильную репутацию противника диалектического материализма[9].
9
В неопубликованной статье «Ответ А. А. Максимову», посланной в «ПЗМ» в октябре 1937 г., Я. И. Френкель доказывал «материалистичность» новейшей физики и «линии Иоффе — Вавилова — Фока — Тамма — Френкеля» и, наоборот, «идеалистичность линии Миткевича — Тимирязева — Максимова — Кастерина». Позицию последних по отношению к современной физике он сравнивал с позицией фашиствующих И. Штарка, Ф. Ленарда и Э. Герке [40, с. 58].