Не упуская из виду и усиливающееся техницистское давление на физику, Иоффе объяснял, почему к ядерной физике «имеется такой исключительный интерес». Первая причина состоит в том, что «атомное ядро является источником основной энергии, находящейся в мире,.. что запасы энергии на 99,9 % представляют собой энергию атомных ядер и притом в такой концентрации, которая фантастически превосходит концентрацию энергии в топливе и т. п. …Таким образом, и старинная задача получения дешёвой энергии, и задача алхимии — получение благородных и дорогих элементов из дешёвых,— эти задачи в какой-то радикальной форме таятся в ядре» [28, с. 21].
Третья конференция по физике атомного ядра проходила за два с половиной месяца до открытия ядерного деления урана (в начале октября 1938 г.). В центре внимания были проблема ядерных сил, физика и техника циклотронов, ядерная изомерия и исследования воздействия медленных нейтронов на разные вещества. Вполне ощущалось лидерство И. В. Курчатова и его группы в области нейтронной физики. Они шли именно в том направлении, которое и привело вскоре О. Гана и Ф. Штрасмана к открытию ядерного деления урана, ставшему научным истоком национальных урановых (атомных, ядерных) проектов, в том числе и советского.
Четвёртая конференция, состоявшаяся в середине ноября 1939 г. в Харькове проходила под знаком двух событий: открытие Гана и Штрассмана[10] и только что начавшейся 2‑й мировой войны, направившей разработку проблемы использования внутриатомной энергии по военному руслу. В докладах Ю. Б. Харитона и Я. Б. Зельдовича, Г. Н. Флёрова и Л. И. Русинова и др. обсуждались важнейшие вопросы ядерного деления урана, связанные с перспективами реализации цепной реакции этого деления. Большой обзорный доклад по делению урана делал А. И. Лейпунский, в 1937 г. исключённый из партии, снятый с поста директора УФТИ, а затем (14.Ⅶ.38 г.) и арестованный за помощь «врагам народа» Ландау и Шубникову (в августе он был выпущен в связи с начавшейся было кампанией реабилитации, вызванной арестом Ежова).
Через год в Москве прошла последняя ядерная конференция, на которой с основным докладом по делению тяжёлых ядер выступил Курчатов, а Флёров и К. А. Петржак рассказали об открытии спонтанного деления ядер.
В 1939 г. в статье «Технические задачи советской физики» А. Ф. Иоффе особо отметил принципиально новый этап в разработке проблемы использования внутриатомной энергии, подчеркнув при этом заслуги советских учёных: «Анализ этого явления (т. е. ядерного деления урана — В. В.), проведённый советскими физиками, установил условия, при которых эта задача могла бы стать осуществимой. Трудно ещё сказать, возможны ли эти условия на практике,— на решение этого вопроса направлено наше исследование. Скорее всего, что на этот раз технических выходов не будет. Но этот пример наглядно показывает, как близоруки были скептики, успевшие заранее отказаться от проблемы использования внутриядерной энергии» [42, с. 141].
Примерно через год в «Правде» (от 29.Ⅹ.1940 г.) в статье «Проблемы физики атомного ядра» Иоффе, рассказав об открытии Гана и Штрассмака и его объяснении и подтверждении, с пафосом писал: «Так началась эта работа, которая, быть может, изменит лицо современной техники. Излюбленная тема фантастических романов становится задачей учёного и техника» [43][11].
Эту важнейшую практическую, прикладную сторону Иоффе подчёркивал с особой силой (не впадая, впрочем, в поспешное «обещательство») потому, что и в эти годы технико-утилитаристское давление продолжалось. С. Э. Фриш в своих воспоминаниях рассказывает о том, как в начале 1939 г. патриарх ГОИ С. Д. Рождественский вынужден был уйти из института, поскольку его тема по спектроскопии редкоземельных элементов была признана директором Д. П. Чехматаевым неактуальной и практически бесполезной: «Мотив при этом отличался простотой: редкие земли встречаются в природе редко, значит заниматься ими не следует» [26, с. 240][12].
Сохранялось напряжение и на «философском фронте» физики. В 1938—1940 гг. продолжали сокрушать «физический идеализм» «Компании» Иоффе, Вавилова, Тамма, Френкеля и Фока всё те же Максимов и Кольман, Миткевич и Тимирязев и др.[13] Фактически, сами теории (такие как теория относительности и квантовая механика), а не их философские интерпретации квалифицировались как идеалистические. Например, Тимирязев писал о «теории относительности как источнике физического идеализма». Максимов же «идеализм» упомянутой «Компании» прочно связывал с её уходом от технических проблем, от практики: «Как правило, уклон к махизму среди некоторой прослойки советских физиков сочетался с отрывом теории от практики. В то время, как основная масса советских физиков не за страх, а за совесть все свои силы прилагает к борьбе за выполнение сталинских пятилеток, некоторые „теоретики“-физики готовили кадры, которые оказывались неспособными решать практические задачи, так как не знали в должной мере классической механики и электродинамики, были воспитаны в духе пренебрежения к практической работе и к физикам-практикам» [45, с. 204].
10
В обзоре этой конференции, опубликованном несколько позже в «ПЗМ», Н. А. Добротин писал: «Изучение явления деления урана развивалось небывалыми в истории науки темпами. В первые полгода после появления работы Гана и Штрассмана в среднем почти каждый день в физических журналах появлялась одна статья о делении урана и тория» [41, с. 190].
11
Напомним, что в 1939—1940 гг. в Германии, Англии и США уже был предпринят ряд серьёзных мер для разработки национальных урановых проектов: с апреля 1939 г. немецкие физики П. Гартек, В. Грот, В. Гейзенберг, К. фон Вайцзекер, О. Ган, К. Дибнер, Э. Багге и др. начинают координировать свои усилия для решения проблемы разделения изотопов урана и создания ядерного реактора; 11 октября 1939 г. Рузвельт на знаменитом письме Эйнштейна президенту о создании ядерного оружия написал: «Это требует действий»; в апреле 1940 г. в Англии состоялось первое заседание Уранового комитета во главе с Дж. П. Томсоном (при участии Чэдвика и Дж. Кокрофта). В июле 1940 г. при Президиуме АН СССР создаётся Комиссия по проблеме урана под председательством директора Радиевого института В. Г. Хлопина, в которую из физиков вошли Иоффе (зам. председателя), С. И. Вавилов, П. Л. Капица, Л. И. Мандельштам, П. П. Лазарев, а также И. В. Курчатов и Ю. Б. Харитон [44].
12
«Выяснилось,— писал далее Фриш,— что, словно нарочно, для создания атомной промышленности необходимо глубокое знание физико-химических свойств именно редких земель. К счастью, как Рождественский в ГОИ, так и Хлопин в РИАНе, несмотря на все запреты, продолжали работы по редким землям. Не прояви он (Хлопин —
13
Только в «ПЗМ» в эти годы упомянутые авторы печатают статьи с характерными названиями: «Возрождение пифагореизма в современной физике» (Кольман, 1938), «Теория относительности и диалектический материализм» и «Теория квант и диалектический материализм» (Кольман, 1939), «Современное физическое учение о материи и движении в диалектическом материализме» (Максимов, 1939), «О современной борьбе материализма с идеализмом» (Миткевич, 1938), «Ещё раз о волне идеализма в современной физике» (Тимирязев, 1938) и др.