Ким маленький говорил: Медуза Гангрена.
— Это я, Варя. Я у вас была, Наталья Олеговна…
Подошла ближе к кровати, на свет, хотя от двери стало понятно, что среди источников кислого запаха в квартире Наталья Олеговна — далеко не последний.
— А, школьная… — тетя повернулась к Чижику. — Ну чо встала, чо встала, юродивая?! Топить кто будет? Тетка безногая?
Особенно удивило Вареньку «чо». Раньше тетя Чижика была ревнительницей чистоты языка, выступала на классном собрании против жаргонников, и даже учинила выговор директору школу, когда услышала от учителя труда слово «пинжаки» вместо «пиджак».
Чижик послушно присела перед камином. Привстала обратно:
— Тетя, вы же топили… Дрова-то…
— Да не топила! — закричала так, что Варенька вздрогнула, тетя. — Не топила!!!
Снизила тон:
— И что, трудно дрова принести? Сходи принеси! Сосед заходил, притопил. Ждать тебя весь день, пока шляешься, ворона гнилая?! Сдохнуть на дубаке?
Это уж и вовсе ни в малейшие ворота не лезло. Варенька постаралась разрядить:
— А вы знаете, да, что камин неэкономно? Очень много съедает дров. Теперь все стараются завести буржуйки, знаете, такие чугунные, небольшие, они выгодней… Мы себе заказали уже, да мастера убило, еще раз заказали…
— Да чо этой вороне втолкуешь, чо?! — вспыхнула Наталья Олеговна. — Тетку родную, выкормившую, со свету сжить — это ж надо удумать! Я ходить не могу, ноги отнимаются, а она хлеб ворует у меня, хлеб! Получит по карточкам, по дороге отрежет, мой!
— Тетя! — умоляюще пискнула Чижик.
— Наталья Олеговна, что вы говорите, — всплеснула Варенька. — Я Свету сколько лет…
— А ты чо пришла? — воззрилась вдруг подозрительно тетя.
— Книжку взять, — удивилась Варенька.
— Ну бери да проваливай! Она суп варить будет, проваливай, проваливай! А то соседского пацана кашей угощала, за мой счет! Рукосуйка! Я ее, голытьбу…
В коридоре Чижик пожаловалась:
— Вчера из горшка в меня плеснула. Не попала…
И заплакала, уткнувшись лбом в стенку, в рваные обои, под висевшей на гвозде черной велосипедной рамой «Салют».
— Света, Света. — Варенька обняла Чижика за плечи. — Какжетак? Это так несносно! А знаешь что? Переезжай к нам жить! Она тебя так мучает, а мама будет довольна, и веселее вместе. А что? Правда!
— Ну как же… — Чижик вытерла глаза рукавом. — А тетя? У нее ноги болят. Она же меня… вырастила, тетя…
— Карточки будешь ее отоваривать, и готовить ей приходить, и там… прибираться. Рядом же! Пять минут, не больше десяти!
По коридору прошел, толкая перед собой облако вони, одноглазый человек-сосед. Поравнявших с девушками, показал коричневый лопатой язык.
74
— Людишки-то, хе-хе… Кто во что горазд! — потешался Здренко. — Психология не выдерживает. Второе уж донесение — мужик на Невском на людей нападает, за ворот трясет и непонятные слова говорит. На турецком языке, похоже.
— На турецком? — переспросил Максим.
— Так тут даже приведено! Вот… Аллырча-хамылыр-ча…
— Турецкий шпион, может? — предположил Максим.
— Да откуда у нас турецкий шпион, — махнул Здренко ручкой. — Сбрендил просто мужичок, сбрендил, хе-хе. Пока организм в целости, в гармонии все фунциклирует, а как начинает, допустим, нога отниматься, то в мозгу участочек и отключается, все же взаимосвязано. Наука, хе-хе!
— Вы, Фил Филыч, Арбузову покажите… Для коллекции.
— Ему и несу, хе-хе…
75
Облако табачного дыма, похожее на медведя, растянулось под потолком, сжевало желтую люстру. Янтарный чай ярко перед глазами, стол с говорящими тенями впереди. Киров перебирал с коньяком последнее время, спал неровными короткими клочками, голова все чаще трещала, таблетки только мутили сознание, зато притупляли страх.
«Лыжи», — подумал Киров.
Прервал выступающего, кликнул порученца, дал задание оборудовать трассу. Верная мысль. Настроение сразу улучшилось. Можно продолжать заседание.
План Москвы был возмутительно невыполнимым, наглым, Москва требовала от Ленинграда столько огня и металла, словно не болота тут, а горное урочище с подземельями, в которых сидят крючковатые колдуны и прямо ударом посоха извлекают из скал огонь. И металл.
Чтобы выполнить план нужно было переломить пополам каждого из голодных людей, и этого бы хватило только на оброк, а на защиту Ленинграда: еще сверх того выжимать соков.
Соратники, буратины дисциплинированные, и то на сей раз взроптали. Гул ходил по дымным теням как ветер по ниве.