Утром меня разбудили. Потрясли за плечо, и делал это полковник, генерал, с которым мы спали вместе, сидел у меня в ногах, опустив ноги, и с любопытством смотрел на меня. Лицо побитое, сильно заплывшее, так что кто это я по нему не узнаю. Да и остальные не сильно от генерала отличались, разве что полковник, синяки свежие, видимо недавно тут.
— Ты кто? — спросил полковник.
— Лейтенант в отставке Крайнов, комиссован по ранению из рядов РККА. Был командиром зенитной батареи в Четвёртом армии. Сначала при штабе армии, а потом госпиталь охранял, пока не ранили. Две недели назад прошёл медицинскую комиссию и был вчистую списан. Нога повреждена, укоротилась на пять сантиметров. Женился, приобрёл на деньги полученные как наследство дом. По доносу оказался тут. Причём о чём донос не сообщили, при обыске ничего не нашли, но всё равно забрали. Это если кратко, если всё рассказывать, можно книгу написать.
— Фронтовик значит? — морщась и держась за челюсть, пробормотал генерал.
— Орденоносец, дважды награждён, орденом «Красной Звезды» и медалью «За Отвагу», — откинув полу шинели, показал я награды, у меня их не забрали, а вот у командиров их не было, только рваные отверстия на тех местах где были ранее награды. Это обнадёживало.
— Что орденоносец — это хорошо, только для нашей камеры ты званием не вышел, — сказал полковник, устраиваясь на своих нарах.
— Я комиссован, и по сути гражданский человек, так что теперь на звания, выше-ниже, мне плевать. А насчёт другой камеры вы правы, сначала в одну завели, та полна была, присесть негде, не видел, но по шуму определил. Я даже отойти от двери не успел, как она снова открылась, и другой конвоир меня к вам отвёл. Тут нащупал свободное место и вот устроился, накрыв себя и соседа шинелью. Вроде хватило, выспался нормально. Кстати, нас кормить будут, или тут как, на самообеспечении?
— Скоро баланду будут разносить, — ответил тот же полковник.
Снаружи в коридоре явно царил переполох, слышался топот, ругань, но мои сокамерники не обращали на это внимания, и я решил, что это обычное дело, так что тоже не отвлекался. Особо со мной старались не говорить, видимо посчитав что я подсадная утка, выведывать информацию подсажен, да и мне особо говорить с ними было не о чем, они даже не соблаговолили представиться, оставшись неизвестными. Когда наконец принесли завтрак, я возмутился, когда всем выдали пищу через раздаточное окно, а мне нет. Раздатчик даже глаза выпучил, заглядывая к нам в камеру:
— А ты откуда тут взялся? В этой камере трое должно сидеть.
— Меня не спрашивали, привели и заперли. Давай мою порцию, и смотри, чтобы не меньше чем у остальных.
Я забрал миску с ложкой и кружку с напитком похожим на чай, и пройдя к нарам, устроился на них. Стола не было, так ели, сидя, держа миски в руках. Хлеб был один кусок, ржаной. Ел я быстро, подозревая, что если не поспешу, не дадут. Так и оказалось. Поесть я успел и только к чаю приступил, когда за мной пришли. Причём втроём.
Увидев, как те заскакивают в камеру, я быстро, пуча глаза от усердия, в несколько глотков опустошил кружку. Успел. Там конечно не кипяток, но всё равно горячо. Не то чтобы я вот так есть хотел до помутнения рассудка, но раз моё, то моё, всё съем никому не оставлю. В общем, меня скрутили, миска и кружка полетели на мокрый бетонный пол и в полусогнутом состоянии пытались повести к двери. А я не шёл, нога заболела, так что пришлось поджать ноги и по факту те меня понесли на своих плечах, третий страховал. Меня подняли наверх и занесли в один из кабинетов, где находились двое командиров госбезопасности, хозяин кабинета в звании старлея, знакомый лейтенант что ночью меня брал, и конвоир что отводил меня в камеру.