Фрейден, сидевший напротив с набитым ртом, запил опостылевшую еду глотком прогорклого местного вина и поинтересовался:
— Так на кого же это похоже, Соф?
— Не надо словесной эквилибристики. — София наморщила нос, хлебнув отдающее смолой вино. — Я не твой дружок Дятел, не этот жирный боров Моро или какой другой закутанный в черные тряпки урод из психушки. Я София О’Хара, забыл? Не пытайся облапошить меня. Федерация тоже не являлась точной копией Справедливой Социальной Демократии. Когда ты прибирал ее к рукам, тебе помогли отнюдь не Возвышенные Помыслы… Как и тогда, когда ты добился поддержки Десятки. Но толкать наркоту — это для тебя что-то новенькое, другой перепляс, правда?
— Омнидрин — это не наркота, как ты чрезвычайно грубо выразилась, — запротестовал Фрейден, избегая встречаться с подругой взглядом, — у него отсутствуют вредные физиологические эффекты. Пагубной зависимости не возникает.
— Да, без сомнения, он стимулирует отток желчи от печени, избавляет от перхоти, укрепляет кости и увеличивает сексуальную потенцию. Можно подумать, свиньям нужны дополнительные стимуляторы для возбуждения своих извращенных влечений. И тем не менее я имела случай заметить, что большинство из наших так называемых Братьев довольно значительную часть своего времени проводят в полном отрубе. Мне-то от этого даже лучше, раз они не шляются по улицам. А с возросшим пылом предаются разным невинным забавам — бои гладиаторов, оргии с пытками и прочие милые развлечения. По сравнению с этой Кучейдерьма и Черная Дыра Калькутты покажется местом встреч пастора с прихожанами… И что хуже всего, ты, похоже, продолжаешь гнуть свое.
— Хорошие парни приходят к финишу последними, — ответил на тираду подружки Фрейден. — Революция — грязное занятие. Чем отвратительнее режим, который ты собираешься «вдуть», тем меньшую щепетильность можно себе позволить. Чем сильнее «подсядут» наши козлы сейчас, тем меньше будет убийств в дальнейшем. Пусть себе долбят и купаются в кайфе! До тех пор, пока не станет слишком поздно. Это спасет чьи-то жизни в общем итоге. Или я должен предполагать в себе некое сострадание по отношению к этим засранцам? Ты вспомни, с какими отбросами мы сражаемся. Рядом с Моро Калигула, Гитлер и де Сад выглядят как бойскауты на лужку с сачками. Так что если кто-то приносится Революции в жертву, просто помни о том, что в это же время вся планета в целом движется к благу. На этот раз я с удивлением обнаруживаю себя в непривычной роли, на Стороне Ангелов. Знаешь, не так уж это и плохо.
— Да перестань же, Барт! — воскликнула София с отвращением. — Ты выглядишь просто смехотворно в доспехах Рыцаря Печального Образа. Дон-Кихот, толкающий наркоту. Здесь что-то личное, да? Что они такое заставили тебя сделать на этом Обряде Посвящения?
Фрейден, поперхнувшись, залпом выпил огромный глоток вина. То, что его принудили сделать во время посвящения, он упорно пытался забыть, но память все равно грызла его изнутри. Барт обречен сдерживать своего зверя, он не мог его выпустить, позволить ему встать между собой и Софией. София — за исключением Вандерлинга, затерявшегося где-то в джунглях, — единственное человеческое существо на всей планете. Барт страстно желал поделиться с ней лежащей на сердце тяжестью, но смертельный страх потерять подругу каждый раз его останавливал.
— Тысячу раз тебе говорил, — проворчал он. — Просто глупейший мумбо-юмбо.
— Ты мне лжешь, Барт, — заметила она спокойно. — Посмотри на меня и повтори все это еще раз.
Барт встретил взгляд ее больших глаз, удивительно чистого зеленого цвета, и попытался прочесть потаенные мысли Софии. Участие? Желание узнать правду, какой бы эта правда ни была? Или просто женская подозрительность, готовность немедленно осудить?
— Хорошо, Соф. — Он тяжело вздохнул. — Я… Они… Они заставили меня убить! Зарубить топором, собственными руками! Всего лишь… всего лишь животное, но я был должен, обязан, в конце концов! Я или оно. Я убил его, иначе они убили бы меня.
— Ты и до этого угробил массу жизней, — усмехнулась она цинично. — Человеческих жизней.
— Это не то что отдать приказ, я сам это сделал! Я — слыша крики, глядя на кровь, чувствуя, как подается живая плоть под лезвием топора! — Барт поймал себя на том, что сорвался в крик. — Я никогда прежде не убивал… Такое ощущение…