Еще немного и они полезут к машине, спокойно подумал он. Здесь я их и встречу. Он достал пистолет, передернул затвор, досылая в ствол первый патрон из магазина. Восемь пуль. Восемь. Что ж, если без суеты, то должно хватить. Подтянувшись руками за траву, Матвей осторожно выглянул из-за курящегося борта опрокинутого джипа.
Поле боя выглядело безрадостно.
Ближе всего к нему стояла вторая машина. Из распахнутой двери с выбитыми стеклами свисал на ремнях Гоша Маликов, а по его запрокинутому к серому небу мертвому лицу скакала дождевая капель. Дорога вокруг джипа блестела стеклом и лужами. Головная машина — бронированный «Мерин» стоял чуть дальше, развернутый на половину дороги. На его борту серебрилась свежая волнистая линия содранной очередью краски.
Стреляли все так же, обильно. Пули словно шинковали мокрый воздух. Они взрывались фонтанами на многочисленных лужах, отскакивали от бортов мертвых машин, свистели над головой.
Матвей облизал сухие губы. Ему все-таки здорово повезло. Джип слетел с дороги в глубокий кювет. Почти ров, но если бы не он…
Ладно, поднял пистолет Матвей. Будем ждать. Совсем скоро они придут добивать уцелевших и раненных.
Хоть кого-нибудь из этих сволочей надо обязательно взять живыми. Сергеич, Саня, Гоша Маликов… Скольких еще они уже успели отправить на тот свет?
Тарас Петровский
Петровский проспал, наверное, первый раз в жизни. Присев на кровати, он, позевывая, посмотрел на будильник. И сейчас же схватился за телефон.
Антон поднял трубку после нескольких гудков.
— Доброе утро, Тарас Васильевич, — поздоровался он. — Машины вышли.
— Отменяется, — сказал Петровский. — Пусть едут без меня. Пусть вначале заберут Павлова, а уж потом — за мной.
— Как скажите, — отозвался Тополев. — Сейчас я им перезвоню.
— Перезвони, не забудь, — закончил разговор Тарас.
Он поднялся с кровати, потягиваясь.
— Проспал? — повернулась к нему Майя. Голос ее звучал виновато.
— Даже самому удивительно, — ответил Петровский.
— Прости меня, — сказала она, помолчав.
— За что?
— За вчерашнее.
Вчерашний разговор, по сути, нельзя было назвать разговором. Это была редкая для жены истерика. Когда, даваясь слезами, вопрошала Майя. Когда, Тарас, у нас, наконец, будут дети? Мне уже тридцать, Тарас! Еще совсем чуть-чуть и все!
Пока нет, отвечал Петровский. Это распроклятое пока во вчерашнем разговоре фигурировало раз десять. Причем, в основном, в его устах. Пока ничего не получается, успокаивал ее, рыдающую, Тарас. Пока потерпи. Пока проблема не будет разрешена моими специалистами, мы ничего не можем сделать.
— Но я же прошла все тесты! — плакала жена. — Я год потратила на хождение по врачам! И по твоим хваленым специалистам, кстати, тоже. Ответь мне, это из-за меня? Почему ты скрываешь?
— Послушай, — сказал Тарас. — Зачем ты снова принимаешься валять дурака? Мы ведь проходили все тесты вместе… И ты прекрасно знаешь, что это из-за меня… Пока, Майя, к несчастью, я не могу иметь детей…
Господи, подумал он. Опять это ненавистное пока…!
Ганин, подумал Петровский, окунувшись в воспоминания о вчерашнем разговоре. Вот кто мне нужен сегодня в первую очередь. Он и его отдел, сожравший уже прорву денег, нервов и сил.
— Лучше ты меня прости, — накидывая халат, ответил жене Петровский. — Все это из-за меня. Будешь вставать?
— Сейчас встану, — кивнула Майя. — Надо же тебе приготовить завтрак. И собрать с собой.
— Я и сам могу, — отозвался Тарас.
— Ну, уж нет, — воспротивилась жена. — Кухня — моя обитель. Это ты у себя на работе распоряжайся. Ты надолго?
Еще вчера до начала выяснения отношений Петровский предупредил о командировке. Надо же, запомнила, подумал он.
— Завтра утром вернусь, — ответил Тарас. — Смотаюсь в Питер и обратно.
— Поосторожнее там.
— А я всегда осторожен.
В душе, под обжигающими строями воды, Тарас недовольно подумал о Павлове. Как же неудобно получилось! Все-таки заместитель председателя Трибунала, уважаемый человек. Да и обсудить многое требовалось накануне Сбора.
Ладно, Коля поймет. Что он, не человек, что ли? А обсудить мы все еще успеем. Целый день впереди.
Сегодня главное — Ганин.
Что-то он совсем стыд потерял. Или расслабился? Затих в своей берлоге, ни слуху, ни духу. Его не дергают, а он и рад. Как же, светило медицинской науки, гений без пяти минут. Ну, я ему устою сегодня светило!
Петровский выключил воду и, открыв кабину, вышел из душевой.