Замечательно.
Это, наверное, и есть самое главное, чего не хватает человеку в нашем быстроменяющемся мире. Когда через полгода приезжаешь куда-то и твердо знаешь, что телевизор стоит там-то и там-то, что очки отца всегда лежат на серванте, а любимые с детства книжки аккуратно выстроились на книжной полке. И какие книжки! Он открыл полку и провел пальцем по переплетам. Разве такое сейчас найдешь! В книжном магазине одни детективы и фантастика, какие-то киллеры, проститутки и наркоманы, истории преступников, убийц и просто выродков. Куда делось очарование детства, когда в каждой книге открывался удивительный мир и был этот мир, однозначно, добрый. Господи, «Старик Хоттабыч», «Волшебник Изумрудного Города», «Страна Багровых туч», «Шел по городу Волшебник…»… Или, ниже: «Гиперболоид инженера Гарина», «Поднятая целина», «Прощай, оружие!..»… Как можно воспитать на том, что продают сейчас, чем заполнен телевизор с утра до ночи, о чем наперебой говорят радиостанции кого-нибудь кроме нового поколения подонков, не знающих жалости, не понимающих, что такое любовь и считающих, что доброта — врожденный недостаток? Или, может быть, ты уже стал старым, Тарас, подумал он. Многое не понимаешь и не хочешь принимать, как всегда бывало? Конфликт поколений, старина, извечный конфликт отцов и детей…
Многие книги из родительской библиотеки имели историю. Вот четырехтомник Джека Лондона — Тарас вспомнил, как они с отцом стояли в очереди на пункт приема макулатуры, боясь и переживая, что заветная мечта может раствориться в небытии. Левее — Шолохов. Том с «Тихим доном», который Петровский едва не потерял в такси, серьезно напившись первый раз в жизни. А вот книги-подарки. «Обитаемый остров» на тридцать пять лет подарил Громобой. А вот еще одна драгоценная книга. «Понедельник начинается в субботу», там даже автограф Вика был на форзаце.
Петровский достал книгу, раскрыл и, внезапно словно вновь очутился в осеннем лесу. Джипы, друзья и знакомый запах… Запах не травы и деревьев, а человека… Некто, выскочивший из темноты и вспышки выстрелов… Больно… Как же больно…
— Да что с тобой, сегодня? — спросила Майя, появившаяся на пороге комнаты. — Ты какой-то задумчивый и грустный весь день.
Руки Петровского дрогнули, захлопывая книгу.
— Воспоминания, — повернулся Тарас. — Я очень долго не был здесь. И теперь путешествую, словно на машине времени.
Она подошла и обняла его.
— Путешественник мой, — сказала Майя. — Пойдем к столу, а то все уже заждались.
— Не доставала тебя мама? — поинтересовался Тарас, хотя его мысли сейчас были совсем далеки от проблем деторождения. — С внуками?
Это был предмет постоянных обсуждений на всех семейных праздниках. Родители никак не могли взять в толк, почему за семь лет совместной жизни у Петровских так и не наметилось прибавление семейства. Этого не понимали ни его родители, ни ее.
— Сегодня — еще нет, — улыбнулась Майя, но Тарас увидел ее плохо скрытую боль. «Не трогай эту тему, — говорили, умоляли ее глаза. — Мне уже тридцать. Еще пять лет и — все. И тогда все вопросы отпадут сами собой».
— Ладно, пойдем, — кивнул он.
Что только они не делали! Ездили по врачам, сдавали бесконечные анализы, ходили по ведьмам, гарантировавшим моментальное зачатие. «Невозможно, — подвел черту мытарствам личный врач Петровского, Вадик Ганин. — Что вы хотите, вы же не человек. Может быть, вам пригласить донора?» «Это как?» — поинтересовался тогда Тарас, а когда узнал — как — чуть не удушил бедного Ганина. «Ты чокнулся?! — орал на него Петровский. — Ты предлагаешь мне отдать какому-то кретину свою собственную жену, которую я люблю?! Может, это тебя, идиота, передать педикам для порочного зачатия?!» «Донорство не подразумевает половой акт, — прохрипел врач, прижатый лицом к столу. — Можно взять сперму из банка». «И кто тогда будет? — спросил Тарас. — Кто прогарантирует мне нормального ребенка?» Никто, согласился Ганин. Даже господь бог.
После этого разговора, Петровский развернул при «Полночи» медицинский отдел. Огромную клинику, занимающуюся вопросами совместимости людей и нежити, к числу которой, с некоторых пор, Тарас начал себя относить. Каждый пациент клиники был, по-своему, уникален, а готовыми Нобелевскими премиями завалили весь архив. Но решения проблемы, ради которой, собственно, и создавался институт, не было. Как, впрочем, и детей у четы Петровских.