Общение с инспектором напоминало странную игру. Либо он принимал меня за идиота.
— Мистер Рейкер, вы сознательно выдавали себя за другого человека. Искажение идентификационных данных — серьезное преступление.
— И вы сможете это доказать? Я имею в виду, раз вы готовы предъявить обвинение, у вас должны быть какие-то доказательства.
Инспектор поджал губы. Естественно! Я ведь не подписывал ничего от имени Рика Хитмана, не предъявлял этого имени властям и не совершал никаких сделок под этим именем, а устное соглашение с мадам Гердой все равно, что не существует. Вот если бы те двое, что за мной пришли, попросили меня представится…
— У нас есть свидетели, которые могут подтвердить, что представлялись как некий Рикки.
Ничего умнее он придумать не мог. Я вежливо улыбнулся.
— А еще меня Бритый Джо зовут. А в школе Зубрилкой дразнили.
Как меня называют друзья — не их собачье дело. Может это псевдоним!
— Ваше положение осложняет работа без контракта…
— Не было этого!
Вот так. Мадам Герда звенеть не будет. Нарушение контрактного права почти невозможно доказать.
Он морщился, кривился, раз за разом возвращался к сказанному, переходил на доверительный тон, делал мрачные намеки и так два часа. Все — без толку. Никакой псионик не смог бы заставить меня признать что-то, что могло бы причинить мне вред, даже если это правда. Я же прошел Академию!
Наконец, терпение инспектора истощилось. Он подвинул к себе пластину терминала, делая знак, что кончает разговор, вывел на дисплей какую-то форму и мрачно посмотрел на меня.
— Ваш личный код, пожалуйста…
— Нет.
Инспектор сложил руки домиком.
— Вы не помните ваш личный код?
— Помню, но вам не скажу.
— Мистер Рейкер, это сопротивление закону…
— А где вы видите закон? Может, дадите мне комм, я позвоню своему адвокату?
На этом разумное общение закончилось. Он не собирался давать мне коммуникатор, наверное, инспектор нажал какую-то кнопку, появились двое охранников-«спецов», взяли меня под локти и вывели вон.
Происходящее напоминало плохой боевик. Это только в дешевых сериалах полиция хватает людей на улицах и сразу же отправляет на Дип-Ризольтин. На самом деле, чтобы выслать кого-то, надо заполнить кучу бумаг и потратить пару месяцев на судебные тяжбы, а эти парни не сподобились даже на карантин: в тот же день меня под конвоем сопроводили на коммерческий челнок и отправили на орбиту.
Одного моего слова было бы достаточно, чтобы засадить всех этих мудаков лет на двадцать без права на переписку. Мне становилось страшно — они были абсолютно уверены, что я этого слова не скажу. Я почти созрел для того, чтобы бросится с кулаками на «спецов» (чистое самоубийство), но тешил себя надеждой, что на пересадочной станции смогу привлечь к себе внимание и уравнять шансы. Ага, ага… Челнок состыковался с межзвездным транспортником НАПРЯМУЮ. Конвоиры передали меня с рук на руки двум точно таким же уродцам, только без значков Контроля, и корабль ушел в подпространство. Через пять минут. То есть, вы понимаете, чтобы уйти с орбиты Тассета, надо подать заявку диспетчеру и ждать своей очереди около получаса, нельзя просто врубить звездный привод и стартовать. Значит, они скоординировали свои действия с пилотом, заранее сообщили об отлете и приняли катер прямо в секторе разгона…
И на фига?!!
Объяснение было только одно: меня с кем-то перепутали. Скоро они обнаружат ошибку, а дальше либо извинятся передо мной, либо убьют, чтобы не плодить ненужных свидетелей. Господи, помоги…
На звездолете не бывает тишины, работающие машины наполняют каждый его закуток непрерывным шумом. Это то, что мадам Герда назвала «искусственной средой», то, что влекло меня к себе сильнее, чем свежий ветер. Сейчас теплый и домашний звук не приносил мне покоя, в мозгу тикали часы, перед глазами мельтешила непрерывно расширяющаяся сфера координат прибытия. Это уже не Ла-Трасс и не пересадочный комплекс в Туманности Розы. Вряд ли этот корабль летит в сторону Старых Миров, скорее всего мы стремительно приближаемся к границам Федерации.
Я никогда еще не был так далеко от дома.
Никто не приходил и ни о чем не спрашивал. Пищей служили стандартные космофлотские пайки, появляющиеся в стенной нише, двенадцать порций — четыре дня. В маленькой каюте не было ничего, чем можно было бы занять руки, поэтому мне оставалось только одно — думать.
Все это было слишком дорого, чтобы оказаться шуткой, и те, кто может спланировать подобное, не способны глупо лопухнуться. Все наше семейное состояние (даже если дядя продаст последнюю жилетку) не способно было окупить такое мероприятие. Богатому больному нужен донор? Да за такие деньги можно вырастить тонну трансплантов и времени на это уйдет меньше. В происходящем должны были быть цель и смысл, просто мне не хватало информации либо воображения, чтобы их понять. В поисках ключа я восстанавливал свою жизнь день за днем (память — мое сильное место). Летное Поле было чистой импровизацией, оказавшись там, я ни разу не употреблял собственного имени. Как они на меня вышли? Единственный путь — кредитка, несколько дней потребовалось на то, чтобы проследить перевод, выяснить круг знакомых Натана и разобраться, кто внес за него залог. Значит, месяцы, проведенные в магазинчике мадам Герды — пауза, разрыв в череде событий, ответы нужно искать глубже, еще в Академии. Случалось ли со мной хоть что-то, не вписывающееся в монотонность бытия?