— Исключено. У него к этому самому чувству еще и гонора, как у Челленджера.
Линдерн сверкнул белозубой улыбкой.
— Они еще этого не знают, господа, но они — в жопе.
Через два дня Харпер понял, что никогда не знал истинного значения слова «резко». Фантазии не хватало.
Сенатор Линдерн единомоментно привел в действие весь арсенал средств публичного политика. За один день он успел отправить запрос в Сенат, известить об этом все центральные каналы, дать три интервью, разместить в информационной сети гневную статью на заданную тему и связаться с бесчисленным количеством нужных людей. Декан явственно понимал, что именно это последнее — люди — и есть главное оружие Линдерна. Сколько же народу он знал лично? Целую армию. В массе случайных лиц, промелькнувших перед ним за долгие годы, Линдерн безошибочно выделял тех, кто способен был на действие — идейных борцов, романтиков, обиженных и просто недовольных. Каждому из них сенатор сумел запасть в сердце и к каждому знал подход. Линдерн мог звонить десять раз подряд, десяти разным людям, десять раз сказав одно и то же, но каждый раз — по-разному. Менялась мимика, тембр голоса и лексикон. И десять совершенно не похожих друг на друга людей приходили в единодушное негодование. Это напоминало распространение вируса. По информационным сетям планеты неслась Идея, и через двое суток с ее содержанием в общих чертах были знакомы ВСЕ.
Проблема одним прыжком преодолела барьер умолчания.
Поначалу, Харпер не понимал, от чего вокруг дела поднялась такая дикая истерика. Он всегда водил компанию с весьма отвязными личностями, и наглая выходка корпорантов только подтверждала его мнение об истинном устройстве мира. Декан искренне полагал, что скандал займет внимание обывателей недели на две, за которые им и придется протолкнуть через Сенат все решения. Поэтому-то, мнилось ему, Линдерн и придерживает свои разоблачающие факторы до выборов, иначе их попросту успеют забыть.
Он был не прав, Сенатор лучше него знал своих избирателей. К моменту выборов они могли позабыть именно про Сенат.
Суть была в том, что люди ВСЕГДА испытывали по отношению к Планетарному Контролю оправданные опасения и страх. А как иначе? Кто-то может прийти, выдернуть тебя из твоего дома, с твоей планеты ради каких-то абстрактных, не пойми кем потребляемых ресурсов. Потому что кто-то решил, что для этого мира именно ты — лишний. Обитателям биосферной планеты подобный довод был глубоко неочевиден. Но люди не любят конфликтов и склонны убеждать себя, что ничего дурного не происходит, даже вопреки фактам. Что с того, что Контроль увезет парочку беспокойных типов? Законопослушным гражданам от этого станет только лучше! Общество готово было принять на веру любые объяснения и жить дальше с верой в здравый смысл.
Лукавый Сенатор наотмашь ударил по этой самой вере. Если ученик элитной Академии не может быть в безопасности, то что уж говорить об остальных? О скромном клерке или, скажем, непритязательном слесаре, временно испытывающем затруднения с финансами? Каждый житель Тассета в возрасте до тридцати лет хотя бы раз испытал на себе внимание Контроля, теперь они знали, что от депортации их спасло только чудо. И они не могли с этим жить.
Хор возмущенных голосов уверенно сливался в рык жаждущего крови зверя.
Харпер не представлял, как сенатор собирается управлять этим чудовищем. А тот, кажется, и не пытался. Он не предлагал людям своих толкований, он ПРИСОЕДИНЯЛСЯ к ним. Каждого негодующего индивида Линдерн готов был поддержать в его собственном, индивидуальном негодовании. И каждый маленький человечек неожиданно обнаруживал, что плечом к плечу с ним стоит Белый Шакал. После этого унять толпу было уже невозможно.
Противник, конечно, реагировал на происходящее. Поскольку остановить распространение информации не удалось, агенты «Пан-Галаксис» попытались представить ситуацию сомнительной и двусмысленной. Они атаковали две составляющие мифа — образ отсутствующего курсанта и образ присутствующего сенатора. Но, во-первых, Линдерна столько раз обвиняли в двуличии, корыстности и безумии, что повторять этот номер было просто глупо. Публика воспринимала эти нападки как привычный шум, больший эффект произвело бы, если бы обвинений не было. С другой стороны курсант Рейкер оказался до одури идеальным, корпорантам не удалось выудить ни одного мало-мальски темного эпизода из его прошлого. Даже Декан подобного не ожидал. Казалось почти кощунственным подозревать в чем-то сироту, добившегося места в Академии своим трудом и талантом, живущего идеалами Астроэкспедиционного Корпуса и (!) сумевшего поставить на место младшего Челленджера. Даже если парень и подорвал здоровье во время обучения, что с того? Попытка-то была хорошей. Прочь руки от инвалида!! А когда достоянием общественности стал эпизод с внесением залога за Натана Фицротена, образ Рейкера стал приобретать просто мифологические черты. Катрина маслом.