В ту же секунду Тим продолжил:
– Нам нужно допросить его.
– Вы можете выдать его США? – спросил Геррера.
– Он гражданин Мексики, – сказал Гарсиа.
Тим разочарованно сказал:
– Они не могут его депортировать, Верховный суд Мексики не допустит экстрадиции.
– Тогда давайте попробуем раздобыть разрешение в МИД на въезд в страну и сами допросим его на месте, – предложил Геррера.
Представительство МИД округа Колумбия отличалось особенным бюрократизмом. Тим сказал то, о чем подумали все:
– На это уйдут не часы, а недели.
Геррера настаивал:
– Может быть, нам удастся объявить его международным преступником.
– Расслабься, гринго, – сказал Геррере Гарсиа.
Геррера скорчил кислую мину:
– Гринго?
Гарсиа продолжал:
– У нас есть свои способы решения подобных проблем.
Рич улыбнулся, и его зубы тускло блеснули. Он перегнулся через стол и подтянул к себе переговорное устройство:
– Действуем по нашей схеме?
48
«Эксплорер» трясся вдоль унылого пустынного ландшафта. Медведь сидел впереди рядом с Тимом, Геррера с Ричем устроились на заднем сиденье. Впереди показался джип пограничной службы. Он замедлил ход. Патрульный офицер, увидев пропуск, болтающийся на зеркале заднего вида, опустил автомат и махнул им рукой.
Солнце выжгло пустынную почву почти добела, бросая блики на изгородь пограничного поста. Восточнее Тихуаны изгородь была попроще – металлические треки со времен первой войны в заливе, которые применялись в песках Кувейта. Треки были закреплены на шестах и врыты глубоко в песок, чтобы исключить вероятность подкопа. Изгородь бежала вдоль открытого пространства – ни домов, ни кустарника, лишь свет прожекторов по ночам и бессчетные патрули.
Двадцать шесть раз инспекторы пограничной службы перекрывали эту изгородь. Со времени открытия Североамериканской зоны свободной торговли и после одиннадцатого сентября мексиканская граница постоянно по указаниям свыше укреплялась.
Тим уже несколько лет не видел южной границы, и его удивил такой резкий переход к милитаризму. Он смотрел на безжизненную, потрескавшуюся землю, где умерло столько мексиканцев, пытавшихся дойти до райской земли. Хотя, если оглядеться, было довольно сложно предположить, что по северную сторону изгороди места были получше.
Они проехали рядом с автоцистерной, разбрызгивающей вдоль дороги воду, чтобы сбить пыль. Слышалось гудение высоковольтных проводов. В нескольких милях к северу под линиями электропередач проскакал мустанг, и его грива поднялась под действием статического электричества.
– Здесь, – сказал Рич.
«Эксплорер» съехал с дороги, притормозив под углом к изгороди. Рич вылез и направился в сторону кактуса с двумя отростками. Помощники последовали за ним. Тим оглянулся на бескрайнее песчаное пространство.
Они только что вышли из-под кондиционера, а спина Медведя уже вспотела.
– Может, скажешь, какого черта мы делаем посреди пустыни? – спросил он.
– Ты что, хочешь нам рассказать, как допрашивать этого бальзамировщика, да? – предположил Геррера.
– Нет, – ответил Рич. Он отсчитал несколько шагов от кактуса, остановился и свистнул.
Вдруг через колючую проволоку с приглушенным криком перелетел какой-то человек. Подняв голову, они успели увидеть его черную тень на фоне неба. Через секунду он тяжко бухнулся прямо перед ними, разбрызгивая песок. Человек был связан по рукам и ногам кусками тряпок; во рту торчал кляп.
Тим прижался лицом к изгороди и увидел стоящий по другую сторону джип с опознавательными знаками АФР. Сидевшие на крыше агенты помахали Тиму и продолжили игру в карты.
Рич разрезал тряпки и поднял заключенного на ноги.
– Густаво Алонсо?
Человек стоял согнувшись, жадно вдыхал воздух и никак не мог отдышаться. Наконец он кивнул:
– Д-да.
Медведь опустил голову и нахмурился. Глаза Герреры стали большими, как блюдца.
Рядом притормозил джип пограничной службы. Ему помахали все, кроме Густаво. Водитель помахал в ответ и продолжил свой путь.
Густаво дрожал, расчесывая ногтями струпья на руках. Глядя на него, можно было предположить, что он давно уже хотел почесаться. Он выглядел испуганным.
– Слушай сюда, – сказал Рич, – и будь внимателен. Я понимаю, что ты не хочешь стучать на «грешников». Будь я замешан в подобных грязных делишках, я бы тоже помалкивал. Но придется говорить. Смотри. – Он ткнул носком ботинка в песок. – Это – земля Америки. Поздравляю. Ты находишься на земле обетованной. Проблема лишь в том, что… ты оказался участником дрянной затеи, которая угрожает любимой земле. Дело ведь не просто в паре «смеющихся грешников», которые разъезжают на своих байках; тут пахнет терроризмом. Моджахедами, захваченными самолетами, смертниками из какого-нибудь Черт-дери-стана. Чуешь?
По лицу Густаво струился пот. Он кивнул, но, казалось, ничего не понял.
– По ту сторону изгороди все вы богобоязненные христиане-католики, все любите свою большую семью. Понимаешь, о чем я?
– Нет.
Геррера начал объяснять по-испански, но Рич остановил его:
– Это значит, что нет смертного приговора. А мы, по эту сторону изгороди, все как один, трясущиеся безбожники, опасающиеся мести закона. Догадайся, на что я намекаю.
– Смертный приговор, – Густаво проговорил это уверенно, но все же вопросительно глянул на Герреру – тот многозначительно кивнул.
– Очень хорошо, Густаво. Так вот, можешь продолжать строить из себя крутого парня и отправиться в Америку, чтобы встретить там свою кончину, а можешь просто рассказать нам все и окажешься снова на любящей родине. Тебе выбирать.
Густаво ошалело огляделся. Он высунул изо рта кончик языка и провел им по растрескавшейся от зноя нижней губе.
– То, о чем будет разговор, – вы им не расскажете? – Он кивнул на изгородь, за которой были агенты АФР.
– Можно расценивать нашу беседу как неофициальную. – Отведя взгляд от непонимающего Густаво, он добавил: – Нет, не расскажем.
– Что вы хотите знать?
– Ты занимался обработкой трупов?
Густаво кивнул.
– Наполнял баллоны «слезами Аллаха»?
Казалось, вопрос Рича совсем выбил его из колеи.
– Но я только знаю свое дело. Я многое умею, работаю хорошо. Байкеры портят тела, разрывают желудки. Им надо учиться.
Силиконовые внутрижелудочные баллоны делались прочными, они были рассчитаны на долгие месяцы непрерывного ношения в желудке пациента; при растяжении они несколько дней могли сохранять устойчивость к бальзамировочным химикатам. В обычных условиях их наполняли солевым раствором для растяжения желудочных мышц у людей с избыточным весом, чтобы ослаблять чувство голода. Когда срок эксплуатации подходил к концу, баллоны просто разрывались, солевой раствор усваивался организмом, а сам баллон выходил через прямую кишку. Чтобы вынуть баллон из трупа, не выпустив содержимого, требовалось большое умение. «Грешники» не хотели рисковать, подключая к делу настоящих врачей с эндоскопами, которые могли бы извлечь содержимое баллона. Самому сделать такое представлялось практически невозможным – нужны были очень хорошие навыки. Это стало ясно после неумелой работы команды Бубнового Пса в Мексике, и даже после гораздо более тонкой работы Дэна с желудком Марисоль Хуарес.
– Они говорят, есть новый парень, он работает со скальпелем лучше, – сказал Густаво. – Я уже не могу возиться с их безобразием.
– Тела уже привезли? – нетерпеливо спросил Рич.
– Я не знаю. Они сегодня утром уезжать часа на два. Они говорить об аэропорт. Я слышать, как они говорить по телефону.
Тим выдохнул, опустив плечи. По крайней мере, «слезы» будут перехвачены Джен по прибытии в аэропорт.
– «Америкэн Эйрлайнз»? – спросил Рич.
– Я не знаю.
– Везут в лос-анджелесский аэропорт?
– Не в лос-анджелесский аэропорт, – покачал головой Густаво, и Тим почувствовал, что от выступившего пота к его спине прилипла рубашка. – Они не решают так рисковать.