Резюмировать все требования, разновременно заявленные специалистами по женской части, едва ли возможно. Требования эти все одинаково близко граничили с бредом сумасшедшего, с жестокостью варвара и с бесчестием развратителя. Начав оправданием выбора чтения перед публикою, сделанного чиновницею Толмачевою, специалисты по женской части издевались над всем, что составляет так называемую женственность; отвергали типичные черты, присущие женской натуре; смеялись над женской скромностью, над ее стыдливостью; представляли верность ложа запощеванским предрассудком; материнскую заботливость о детях называли узостью взгляда, которому противупоставляли широкий взгляд на сдачу детей попечению общества или на существующую будто бы возможность любить чужих детей, как своих. Они добивались допущения женщин в одни и те же училища с мужчинами, указывали на уместность замещения женщинами многих служебных должностей, нынче занятых мужчинами, — а потом уже впали в круглое бешенство, и в этом бешенстве один из женских эмансипаторов предлагал России женское войско, а другой объявил, что очень глупо видеть что-то предосудительное в профессии женщин, торгующих своими прелестями, ибо с настоящей точки зрения проституция, как ремесло, ничуть не хуже многих других ремесел, а некоторых даже и лучше.
Все эти специалисты по женской части подвизались преимущественно в двух больших журналах: в «Современнике», редактированном г. Некрасовым, который впоследствии оказался добрым патриотом и просил генерала Муравьева «виновных не щадить», и в «Русском слове», редактированном г. Благосветловым, который недавно перебил наборщиков своей типографии. За этими двумя большими журналами тянулась целая плеяда маленьких изданий, считавших за честь себе вторить во всем «Современнику» и отставших от г. Некрасова только тогда, когда почтенный поэт попросил покойного Муравьева не щадить злоумышляющих на жизнь императора.
III
Во все время, пока в нигилистических журналах проектировались и защищались бесчинства, которые хотели произвести над русской женщиной ее милые защитники, органы умеренных направлений или молчали о женском вопросе, или чуть-чуть шепотом шептали что-то такое старое-престарое, вроде того, что женщина должна быть подругою и матерью.
«Русский вестник» понял нигилистическую болтовню о женщине и ее правах с первого же раза: он не придал ей никакого значения и не уделил, кажется, ни одной строки на своих страницах. К чести этого оберегающего свою репутацию журнала, он один остался совершенно безучастным к этому пустому вопросу. «Библиотека для чтения» и «Время», переименовавшееся потом в «Эпоху», нашли, что женский вопрос есть, что он в действительности существует и заключает в себе нечто, требующее специального с ним знакомства; но, признавая женский вопрос, они и на него старались взглянуть взглядом умеренных журналов, взглядом, у нас выражающимся так, что «вы, дескать, так, — они так, — а мы посередке этого». Эти почтенные журналы не отказывались поработать с своих умеренных точек зрения над женским вопросом; но у них не было хороших специалистов по женской части. Мог им подходить один из известных, положим, женских специалистов, г. Карнович; но что же можно было поделать в умеренном тоне с одним г. Карновичем, имея соревнователями в тоне неумеренном гг. Слепцова, Зайцева, Писарева, Антоновича, полковника Лаврова, профессоров Сеченова и Флоринского и нигилиствующего чиновника государственной канцелярии Ю. Жуковского? Г-ну Карновичу тут было не справиться с такой внушительной компанией, и женский вопрос в умеренных журналах очень долгое время оставался совсем без специалистов. Еще бы несколько месяцев такого безлюдья, и вопрос этот, пожалуй, мог бы совершенно умолкнуть, ибо нигилистическим специалистам по женской части становилось решительно не с кем ни разговаривать о женщинах, ни препираться о них. Волею-неволею приходилось или замолчать, или держать на языке своем одного Виктора Аскоченского — этого bête noire[1] русских реформаторов и публицистов; но имя Аскоченского ныне уже не производит впечатления.