Вернувшись домой, я стал готовиться к предстоящей защите. Меня очень заботило, как в течение отпущенных для защиты двадцати минут смогу изложить весь тот большой экспериментальный и клинический материал, которым располагал. Дело еще осложнялось тем, что в общем-то довольно специальный, специфический вопрос я должен был излагать перед Советом, в составе которого было много людей, далеких от этого вопроса.
Было решено попытаться снять небольшой пятнадцатиминутный кинофильм, в котором можно было бы наглядно отобразить все то, что было сделано. Не рассказать, а показать! Не зря же народная мудрость гласит, что лучше один раз увидеть, чем сто раз услышать. Такой фильм помог отснять заведующий фотолабораторией Василий Романович Качанов. Этот фильм и до сих пор хранится у меня. Когда я читаю студентам патологию тазобедренного сустава, то демонстрирую этот фильм. И всегда невольно вспоминаю те времена. И людей, окружавших меня в те, теперь далекие годы! К этому времени под моим руководством уже выполнялись три кандидатские диссертации.
Самым первым моим диссертантом был Юрий Михайлович Прохоров. Он работал ординатором в отделении городской больницы, которым руководил доктор Котляр. Вениамин Захарович привел его ко мне и настоял на том, чтобы я руководил его работой. Работа Юрия Михайловича была посвящена оперативному лечению так называемых вертельных переломов бедра – переломов бедренной кости в области верхнего конца бедра – разновидности переломов шейки бедра, встречающихся у очень старых людей. Он успешно работал и проявил достаточную смекалку и хорошую выдумку. Предложил гвоздь своей конструкции. Он успешно лечил этих трудных пациентов. Сейчас Прохоров – доцент кафедры факультетской хирургии нашего института.
Вторым моим диссертантом к тому времени стал Эдвард Александрович Рамих. О нем я скажу несколько позже. Я хочу лишь подчеркнуть, что диссертация Рамиха была знаменательна тем, что явилась первой в большой серии работ, посвященных патологии позвоночника, которой я посвятил себя.
Третьим моим диссертантом была Вера Ивановна Летина. Я предложил ей заняться костной пластикой на задних отделах позвоночника. Она провела очень интересную по тем временам работу, сочетавшую в себе исследования на животных и наблюдения в клинике, успешно защитила ее и стала кандидатом наук. До сих пор она является моим помощником. Позднее В. И. Летина соберет уникальный материал по сколиотической болезни и оформит его в качестве докторской диссертации.
В начале апреля я был вызван на защиту диссертации. Впервые в истории Томска защита докторской диссертации строилась на показе кинофильма. Кинолента помогла мне доходчиво показать сделанное мной, показать хоть какой-то выход для тяжелейших пациентов, с которыми практически имеют дело врачи всех специальностей.
Вопросов не было.
Выступили оппоненты.
А затем тайное голосование. Решающие минуты. Итог многолетней работы. Признание или непризнание моей научной состоятельности, научной зрелости. Минуты крайнего напряжения!
Все голосовали «за». Мне была присуждена ученая степень доктора медицинских наук.
Через несколько месяцев Высшая Аттестационная Комиссия утвердила меня в ученом звании доктора медицинских наук. Спустя полтора года мне было присвоено звание профессора.
Тем самым я формально достиг той высшей ступени, которая давала право на руководство клиникой, право самостоятельного творчества, право избрать самостоятельное направление в науке…
Таким направлением стали болезни и повреждения позвоночника. С увлечением я работал в области патологии позвоночника. Вокруг этой проблемы удалось сплотить весь коллектив клиники. Круг работ по патологии позвоночника расширялся…
В декабре 1961 года я был приглашен с докладом в Ученый Совет Центрального института травматологии и ортопедии в Москву. Почти два часа меня слушали, а окончание доклада встретили аплодисментами.
Наряду с руководством клиникой ортопедии и травматологии я возглавил научную работу в масштабах всего института.
Институт стал набирать научный потенциал. Вскоре он крепко утвердился как научное учреждение, могущее решать серьезные научные проблемы, стал ведущим в стране по проблеме патологии позвоночника.
С 1967 года основной моей должностью стало заведование кафедрой ортопедии и травматологии Новосибирского медицинского института, совместительством – должность заместителя директора по науке и на общественных началах – руководство клиникой ортопедии и травматологии.
Фактически же все оставалось по-прежнему. Лишь прибавилась работа со студентами… В 1971 году я был освобожден от должности заместителя директора по науке.
Видимо, пора рассказать более подробно о моей специальности. Кое-какое представление о ней складывается из предыдущего повествования, но этого недостаточно.
Слово «ортопедия» дословно переводится как «прямое дитя». А слово «травматология» означает «учение о повреждениях». Следовательно, смысл специальности заложен уже в ее названии. Ортопедия и травматология изучают различные аспекты повреждений и заболеваний органов опоры и движения и делают все для того, чтобы наши дети и взрослые были физически здоровыми и развитыми, хорошо и гармонично сложенными. Видимо, по этой причине более двухсот лет тому назад французский врач Николя Андри предложил считать эмблемой этой специальности молодое, растущее деревце, искривленный ствол которого привязан к ровному, как струна, колышку. Направляя рост искривленного ствола, он должен выпрямить деревце и сделать его здоровым.
Эта эмблема символична! Как внимательный садовник заботится о растущем деревце с искривленным болезнью стволом, так и врач-ортопед должен заботиться о своих пациентах.
Именно в раннем детском возрасте, когда организм ребенка пластичен и податлив, следует начинать лечение. Тогда и успех более вероятен, более устойчив!
Ортопедия и травматология отличаются от других хирургических специальностей целым рядом особенностей. Пациенту недостаточно, если он будет избавлен от болей и страданий, если будет возвращена утраченная функция пораженному болезнью органу. Ему настоятельно необходимо, чтобы пораженной части туловища была возвращена нормальная форма, свойственная здоровому человеческому телу. Поясню свою мысль…
Когда хирург лечит больного по поводу острого аппендицита, он удаляет отросток кишки, не заботясь о том, как в последующем будет выглядеть кишечник. Когда хирург лечит больного по поводу язвенной болезни и удаляет часть больного желудка или даже весь желудок, он не заботится о том, как внешне будет выглядеть оставшаяся часть желудка, лишь бы она работала хорошо, позволяла больному нормально питаться и не причиняла болей.
В упомянутых выше примерах, да и во многих других, когда оперативное вмешательство производится на органах, не имеющих отношения к формированию внешнего вида человека, ни пациента, ни врача не беспокоит то, что больной орган или его часть удалены или под воздействием лечебного оперативного вмешательства изменили свою форму, внешний вид. Все это скрыто в глубине человеческого тела. Ведь ни у кого не возникнет мысли назвать человека с удаленным аппендиксом инвалидом, калекой.
Ну, а в нашей специальности?
Если удален даже только один большой палец стопы, человек начинает хромать, так как значительно ухудшилась опорность его ноги. Раз он хромает – он инвалид, калека. Этого не скроешь. Если при переломе костей ноги отломки будут сопоставлены неточно, то, несмотря на восстановление подвижности в ноге и ее опорности, останется хромота, из-за которой человек не будет чувствовать себя полноценным, а окружающие будут воспринимать его как инвалида. Если доброкачественная опухоль поразила часть бедренной кости, нельзя ограничиться удалением части кости, пораженной опухолью. Нога укоротится, изменит свою форму. Человек будет хромать, станет физически неполноценным. Значит, в этом случае необходимо не только удалить часть кости, которую поразила болезнь, но и восстановить длину бедра и его форму.
Следовательно, в нашей специальности недостаточно избавить человека от болей и вернуть органу функцию. Необходимо еще сохранить или восстановить нормальную анатомическую форму и внешний вид пораженного органа!