Теперь все. Большего сделать я не могу.
Еще раз осматриваю операционное поле, поле боя за здоровье и жизнь Марины. Еще раз проверяю, надежно ли остановлено кровотечение. Не подтекает ли где-нибудь спинномозговая жидкость… Вроде все спокойно… Все нормально. Можно ушивать края раны.
Операция у Марины прошла хорошо.
Что значит «операция прошла хорошо»? Разве могла она пройти плохо?
Разве может соседствовать слово «плохо» со словами «хирургическая операция»?
Конечно, нет!
Хирург не имеет права допускать брак в своей работе. Он, в отличие от всех других людей, лишен права на ошибки.
«Плохо» не значит, что были ошибки и недоделки в процессе операции, а «хорошо», – что их не было. Речь идет не об этом. Это «хорошо» неуловимо. Его чувствует и понимает только хирург по состоянию больного, по состоянию тканей в ране, их окраске, по пульсации обнаженного спинного мозга и другим признакам.
Вот после Марининой операции и осталось у меня это самое чувство, что все прошло хорошо.
После завершения операции состояние Марины благополучно. Показатели основных жизненных функций полностью удовлетворяют моего помощника анестезиолога. Об этом свидетельствует появившаяся на ее усталом и измученном лице умиротворенная, добрая улыбка.
Спадает напряжение. Это угадывается по глазам, по лицам присутствующих, по самой атмосфере операционной и всей клиники.
Я уже давно подметил, что в каждом операционном дне участвуют почти все больные. Они участвуют во всем!
От них во многом зависит то настроение, с которым пациент идет на операцию, а порой даже и то – согласится или не согласится он на нее. Они живо обсуждают состав участников операции. Они советуют, у кого лучше оперироваться, а кому не следует доверять. Они напутствуют очередного больного перед операцией. Дают последние наставления. Обучают «хорошему тону» поведения.
Они шефствуют над родственниками и близкими оперируемого. Они ждут окончания операции. Они настораживаются, если через положенное, по их мнению, время больного не вывозят из операционной. Они тревожатся, если замечают, что в операционную доставляется дополнительная кровь, кардиограф, если вызывается лаборант.
Они все время начеку!
И вот после Марининой операции даже наиболее строгие судьи не проявляют беспокойства. Но можно ли быть спокойным за Марину? Можно ли расслабиться, отвлечься, переключиться?
Пока еще нет. Оснований для беспокойства еще достаточно. Как справится Марина с той перестройкой, которая возникла в ее организме под действием наркоза, оперативного вмешательства, массивных вливаний крови, введенных лекарственных веществ?
Справится ли сердце? Будет ли оно так же, как и до операции, в эти решающие для Марины часы и дни безотказно служить ей? Справится ли оно с теми перегрузками, которые приходятся на него? Будет ли адекватным дыхание? Обеспечат ли Маринины легкие достаточный приток кислорода, потребность в котором может оказаться повышенной? Марина молодая. Ее сердце сильное и выносливое. Болезнь еще не успела нанести ему непоправимый вред. Оно должно справиться со всеми трудностями. Об этом говорят данные дооперационного исследования. Об этом свидельствуют и показатели его деятельности, получаемые через определенные отрезки времени и после операции. А вот легкие?!
Они и в обычных условиях, сложившихся в Маринином организме под влиянием болезни, работают неполноценно. А тут наркоз, операционная травма, кровопотеря, вмешательство на ребрах, которое само по себе весьма затрудняет дыхание даже у совершенно здорового, крепкого человека. Не возникнет ли воспаление легких или грозный, порой молниеносный, отек их?
С первых минут окончания операции и выхода Марины из наркозного сна делается все, чтобы предотвратить эти тяжкие осложнения. Мой помощник – анестезиолог помогает Марининому сердцу. Она помогает Марининым легким дышать, а временами полностью «дышит» при помощи аппарата за Марину.
И все же следует быть очень внимательным и настороженным к малейшим изменениям со стороны сердца и легких, которые могут оказаться первым, самым ранним сигналом тревоги.
Операционная травма, кровопотеря и массивное замещение крови вызывают в кровеносном русле значительные изменения. Станут ли они обратимыми? Не снизится ли способность крови к свертыванию, которая может стать неуправляемой? Или, наоборот, не повысится ли свертываемость крови настолько, что приведет к закупорке сосудов, к опасной, а порой роковой тромбоэмболии?
Постоянное внимание и контроль! Контроль и внимание! Контроль за работой сердца, его ритмом и силой, с которой оно выбрасывает кровь, за тем, как оно собирает отработанную кровь и распространяет по тканям и органам Марины кровь очищенную, насыщенную кислородом и питательными веществами.
Внимание легким! Контроль за их работой. Какова их жизненная емкость? Не снизилась ли она? Обеспечивают ли они потребность Марининого организма в кислороде? Об этом свидетельствуют газы крови, которые определяются по мере надобности. Прослушивается ли дыхание? Каково его качество? Каковы его ритмы и частота?
Внимание и контроль! Контроль и внимание!
Внимание послеоперационной ране. Будет ли она заживать гладко, без осложнений? Малейшее нагноение такой раны приведет к неизбежной катастрофе. Ведь обнажался большой, колоссальный мышечный массив. Обнажалась на большом протяжении губчатая кость позвоночника. Обнажалась плевра! И на значительном протяжении обнажен и перемещен в новое ложе спинной мозг!
Вся надежда на старшую операционную сестру. На ее педантичность и тщательность. Я уверен, что и на этот раз, как всегда, все сделано для того, чтобы в послеоперационной ране не возникло осложнений. Но и элемент случайности полностью исключить невозможно. Нельзя исключить и возможность вспышки инфекции, которая может находиться в тканях больного.
Пущены в ход мощнейшие антибиотики.
И еще раз внимание и контроль! Контроль за работой сердца. За дыханием. За составом и количеством мочи. За работой почек, печени и других органов и систем.
И самое главное – результат операции. Сможет ли Марина встать на свои ноги? Вновь почувствовать их? Вновь обрести «потерянное» туловище?
Это зависит от многого. И прежде всего, от степени восстановления жизнедеятельности спинного мозга в новых условиях, созданных операцией.
Результат операции у Марины сказался довольно быстро. Уже к концу первой недели у нее восстановилась почти нормальная деятельность тазовых органов. Она почувствовала себя в этом отношении нормальным человеком, не зависящим от воли окружающих… А что это значит, может понять только тот, кто пережил такое состояние. Заметно улучшилась и деятельность Марининых ног. Появились самостоятельные, как мы, врачи, их называем, «активные» движения. Активные, то есть производимые человеком по его воле и в том направлении, которое он сам определяет. Движения эти были слабыми. Малосильные мышцы Марины были не в состоянии сразу же воспроизводить полный объем движений – уж слишком долго они бездействовали. Но день ото дня мышцы набирали силу, становились крепче. Движения ног становились увереннее, сильнее.
Стала появляться и чувствительность. Вначале появилась тактильная – Марина стала чувствовать прикосновение к своим ногам. Потом болевая – Марина стала отличать острое от тупого. Наконец, температурная – Марина стала различать горячее от холодного. Значительно улучшилась трофика тканей. Исчезли отеки. Кожа приобрела нормальный вид, нормальную окраску, нормальную упругость.
Все это говорило о довольно быстрой нормализации деятельности спинного мозга.
Изменилось и внутреннее состояние Марины. С ее лица не сходила улыбка. Да и вся клиника радовалась за нее. Постоянно у нее находились «гости» из других палат, которые хотели оказать Марине внимание и выразить свою радость.