— Как видите, — заметил Генри, — вы не сможете убедить меня, что ваши отношения не зашли далеко…
Майкл, казалось, его не слышал. Он снова сел и задумался, медленно покачивая головой и как бы пытаясь усвоить то, что он сейчас услышал.
— Я вижу, она не сказала вам? — продолжал Генри.
— Мне? Конечно, нет… то есть… в общем, нет. Бедная Элен!
— И вы теперь не станете отрицать, что были ее любовником? Майкл жалко улыбнулся и сказал:
— Похоже, в этом нет смысла?
— Наконец-то мы хоть что-то выяснили, — заметил Генри. — Теперь скажите, верно ли, что в последнее время вы охладели к ней и хотели порвать…
— Там нечего было рвать.
— Послушайте, мистер Хили, после того, как вы только что признали…
— Я думаю, она относилась к этому серьезнее, чем я, — беспомощно промямлил Майкл.
Генри не стал углубляться в подробности.
— Расскажите мне о циане и о ключах от шкафов в темной комнате. Вы вчера их взяли на свою ответственность, верно?
— Да, — ответил Майкл.
— И вы ушли домой, оставив шкафы незапертыми? Довольно легкомысленно, не правда ли?
— Дорогой инспектор, — с легкой иронией ответил Майкл. — Если бы вам приходилось делать этот выпуск… Генри не стал спорить.
— Когда вы в последний раз видели бутылочку с цианом? — спросил он.
— Примерно около полуночи я велел Эрни ослабить отпечаток. Наверное, тогда Эрни и брал бутылку.
— А сами вы когда ее видели?
— Сам я ее не видел.
— И не знаете, сколько циана там было?
— Понятия не имею, — Майкл бросил окурок и встал. — Пора работать, — произнес он с явным облегчением.
Генри повернулся и увидел выходившую из костюмерной Веронику. Происшедшая с ней перемена была поразительной. Претенциозный белый грим исчез, и в своем полосатом ситцевом платьице она снова стала простодушной и милой молоденькой деревенской красоткой.
Проходя мимо Генри, Вероника слегка подтолкнула его, прошептав:
— Увидимся вечером, — и заняла свое место на освещенной площадке.
— Почему, черт подери, весь день льет дождь? — жаловался Майкл. — Это надо бы снимать на воздухе, на фоне пруда с утками. Бет, вы не можете достать теленка и калитку? — Бет мягко, но решительно отказалась. — Но мне необходимо какое-нибудь животное. Может быть, котенок? Это мысль — пусть мне сейчас же его привезут: совсем маленького — слышите, Бет, — пушистого и предпочтительно серого. Рассыплем по полу цветы, а среди них будет лежать Вероника, держа в руках котенка. Ну как?
Вернувшись в свою комнату. Генри услышал звонок и взял трубку.
— Инспектор Тиббет? Это Годфри Горинг. Как подвигается работа?
— Медленно, но верно.
— Вот и отлично. А я хотел вам предложить позавтракать со мной в «Оранжери» — это через дорогу. Там мы смогли бы спокойно поговорить.
— Спасибо, — согласился Генри. — Буду рад.
— Встретимся минут через десять, — сказал Горинг и повесил трубку. Но тут же телефон зазвенел снова. На этот раз звонил угрюмый полицейский врач.
— У меня есть кое-какие новости для вас, Тиббет, — сообщил он уныло.
— Знаю, что есть, — не удивился Генри.
— Это несомненно отравление цианом. И так же точно установлено, что яд добавлен в чай. Время смерти — от 4-х до 5.30 утра. Покойной было около тридцати трех лет, она достаточно упитанная и…
— Не тяните, док, — перебил Генри. — Я уже знаю.
— О чем именно?
— Она была беременна.
— Беременна? Как это, черт возьми, беременна? — с неожиданным одушевлением вскрикнул флегматик доктор. Генри оторопел.
— А что?.. Она разве не…
Доктор рассмеялся, чего, наверно, уже год не делал.
— Какое там беременна, мой милый Тиббет, она была девственницей! Так-то!
Доктор снова хмыкнул, повесил трубку, а изумленный Генри долго не мог опомниться.
Глава 5
Потраченного на обивку ресторана «Оранжери» плюша хватило бы, наверное, еще на десять лондонских ресторанов. Но при всей своей старомодности заведение это славилось известными на весь мир кухней и винным погребом. Зато и цены тут были совершенно недоступные для тех, у кого нет текущего счета в банке.
Стоя в вестибюле. Генри чувствовал себя как неприкаянный. Он разглядывал роскошное убранство: красивые бархатные шторы, перехваченные позолоченными лапками; блестящие листья на маленьких апельсиновых деревьях, в разгар английской зимы почему-то густо увешанных золотистыми плодами. Только потом он догадался, что каждый апельсин прикреплен к ветке тонкой проволочкой.
И пахло здесь дорогими духами и дымом сигар, и голоса посетителей звучали негромко и с достоинством.
Как обычно во время ленча, здесь в основном собрались мужчины средних лет, хорошо одетые, самоуверенные. Под прикрытием легкой застольной беседы тут заключались весьма и весьма серьезные сделки. Актеры и продюсеры договаривались относительно контрактов и процентов, а дошлые рекламные агенты хитроумно внушали своим клиентам-фабрикантам, какие выгоды сулит им дорогостоящая рекламная компания.
Темноволосый, безупречно одетый метрдотель неслышно возник рядом с Генри.
— Вы заказывали столик, сэр? — спросил он с безукоризненной вежливостью, но Генри сразу уловил легкую холодность к пришельцу, который не является постоянным клиентом и чье финансовое положение представляется сомнительным.
— Я завтракаю с мистером Горингом, — ответил Генри. В обращении метрдотеля что-то мгновенно, хотя и неуловимо, переменилось.
— О, конечно, сэр! Мистер Горинг уже здесь. Вы знаете его столик? Я покажу вам. Прошу вас сюда, сэр!
Генри последовал за метрдотелем в освещенный матовыми светильниками зал, где глаз посетителя радовали оранжерейные цветы, копченая лососина и всевозможные экзотические фрукты. Трудно было вообразить себе, что дневной свет когда-нибудь проникает в этот храм гастрономии.
Годфри Горинг сидел за уединенным столиком в углу и просматривал «Тайме» Увидев Генри, он улыбнулся.
— Мой дорогой Тиббет, как я рад. Садитесь же. Что будете пить? Но Генри отказался от аперитива.
— Вы правы, — одобрил Горинг, — я их и сам не пью. Но немного вина вы, надеюсь, выпьете?
Генри согласился. Затем последовало серьезное обсуждение меню и карточки вин, в чем Горинг проявил незаурядные познания. Генри был удивлен, увидев, что сам Горинг, который небрежно буркнул официанту: «Мне, как обычно», — довольствуется холодным цыпленком с салатом и бутылкой виши.
Инспектор был знаком с протоколом деловых завтраков и не удивлялся тому, что пока не подали кофе, Горинг избегает интересующей их темы.
Наконец, когда официант принес кофе, налил его и удалился, Горинг приступил к делу:
— Объясните мне, чем я могу помочь в этой ужасной истории с Элен Пэнкхерст?
— Я сейчас пытаюсь разобраться в обстановке, — сказал Генри. — Все было бы гораздо проще, если бы я знал покойную лично. Беседуя с ее друзьями и коллегами, я надеюсь понять, что за человек была мисс Пэнкхерст — ее характер, интересы, образ жизни… Начинать приходится с этого.
Горинг кивнул.
— Я и сам начал бы с того же. — Это прозвучало как величайшая похвала. — Элен была одной из моих служащих. Так что я могу охарактеризовать ее лишь с профессиональной точки зрения.
— А вы не знали ее лично? — спросил Генри.
— Хороший начальник, — ответил Горинг, — должен интересоваться жизнью своих ближайших помощников. Но об Элен я могу лишь сказать, что она целиком была поглощена работой. Это огромная потеря для компании. Не представляю, кем мы сможем ее заменить.
— Расскажите о ней подробнее.
— Элен поступила к нам секретаршей примерно лет десять назад, — медленно начал Горинг. — Оказалась очень способной, и два года спустя Марджори Френч предложила перевести ее в редакторы, а впоследствии сделала своим заместителем. Будь Элен жива, она вскоре стала бы главным редактором. Теперь, наверное, Тереза Мастере займет этот пост, когда Марджори уйдет на покой. Не думайте, я ничего не имею против Терезы. Наоборот, я к ней прекрасно отношусь. Но как бы ни рекомендовала ее Марджори, я не считаю, что Тереза сможет возглавлять журнал. Но, — спохватился вдруг он, — извините, инспектор. Вам, наверное, неинтересно слушать о редакционных делах.