— Все это очень интересно, — сказал Генри. — А теперь расскажите о Терезе Мастере. Или, верней, о мистере и миссис Майкл Хили. Мне все уши прожужжали, что у Элен с Майклом был роман. Вы сами первая довели это до моего сведения. Зачем вам это было нужно? — спросил он строго, как на допросе. Но если он рассчитывал запугать Марджори, его ждало разочарование.
Она только улыбнулась слегка и сказала:
— Я хотела вам помочь.
— Но вы не сказали мне всей правды, — возразил Генри. — Так давайте же поговорим начистоту. Вы ведь знали, что Майкл Хили тяжело, смертельно болен? Это знали и вы, и Патрик, и Элен. Но ни сам Майкл Хили, ни его жена и не подозревают об этом. И чтобы скрыть это от них, вы вводили в заблуждение и меня.
Марджори удивленно на него поглядела.
— Не понимаю, откуда вы взяли эту небылицу, инспектор? Здесь нет ни доли правды. Если не считать легкого нервного перенапряжения, Майкл совершенно здоров. Кто-то распространяет вздорные слухи…
— Это не вздорные слухи, — сказал Генри. — Слух исходит от самой Элен. Она говорила об этом по телефону мистеру Уэлшу всего за несколько часов до того, как ее отравили. — Марджори глядела на него в полной растерянности. — Элен сказала мистеру Уэлшу, что человек, которого она любит, умирает от рака, но сам он не знает об этом, не знает и его жена…
Марджори вдруг как-то сникла. Ее лицо даже под слоем косметики стало мертвенно-бледным, и шляпа съехала на глаза. Генри, который, несмотря на весь свой опыт, так и не привык к тому, что на допросах люди иногда падают в обморок, был ошеломлен. Он сразу же вскочил, но Марджори уже открыла глаза.
— Нет, — сказала она слабым голосом, — не надо… Все в порядке. — Она выпрямилась, поднесла руку ко лбу, машинально поправила шляпу. — Может быть, вы принесете мне стакан воды?
Генри был восхищен самообладанием этой женщины, ее силой воли. Но к восхищению примешивалась мысль, что такая женщина вполне способна совершить убийство, если сочтет это необходимым.
Когда он вернулся со стаканом воды, Марджори пудрила нос. Улыбнувшись, она поблагодарила его, затем достала из серебряной коробочки таблетку и проглотила ее.
— Я уверяю вас, инспектор, — сказала она, — что вся эта история — чистейший вымысел. Очень прошу вас не распространять ее. Вы же понимаете, что это взбудоражит всю редакцию, а Терезе с Майклом будет очень неприятно и тяжело. И зачем понадобилось Патрику это выдумывать? Хотя он ирландец, любит присочинить. Уж поверьте мне… Я хорошо его знаю.
— Ну еще бы, — усмехнулся Генри. — Впрочем, тридцать два года изрядный срок…
— Значит, вы все уже знаете? — Марджори нисколько не смутилась. — Я и не сомневалась, что это станет вам известно. Я надеюсь на вашу сдержанность.
— Я всегда по возможности сдержан, — ответил Генри. — Я только хочу понять, зачем вам понадобилось делать из этого тайну?
Марджори замялась.
— Мистер Горинг категорически против того, чтобы муж и жена работали в одной редакции, — сказала она наконец. — Когда одна наша сотрудница решила выйти замуж за служащего из отдела рекламы, он им прямо сказал: один из вас должен уйти с работы. Таков порядок.
— Да, но как же…
— Тереза и Майкл? Ну это особый случай. Мне пришлось воевать за них чуть ли не год. Но не могла же я сразу после этого прийти к мистеру Горингу и предложить взять на работу моего мужа, хотя была убеждена, что Патрик отлично справится с делом. Вот мы и решили засекретиться на время.
— А почему «на время»? — заинтересовался Генри.
— Не выдавайте нас, инспектор. Когда в марте я уйду со своего поста, мы с Патриком снова будем жить вместе. В редакции мы скажем, что решили пожениться. Никто ведь не знает, что мы давно женаты.
— Понятно, — сказал Генри. — И что, мистера Уэлша так же, как и вас, радует эта перспектива?
— Конечно! — холодно ответила Марджори. Она некоторое время изучала свои ярко-красные ногти. — Патрик — человек безалаберный, но он станет куда счастливее, когда начнет вести спокойную, упорядоченную жизнь в нормальном доме, а не в этой жуткой студии.
— Да-а, студия у него хоть куда!
Марджори взглянула на инспектора.
— Вы там были?
— Вчера вечером… — ответил Генри. И неожиданно спросил:
— По-моему, мистер Уэлш очень нежно относился к Элен Пэнкхерст, не так ли?
— Чисто платонически, — сухо сказала Марджори.
Генри не стал спорить.
Глава 10
В половине первого Генри входил в «Оранжери». Метрдотель сразу узнал его и поспешил навстречу, лучезарно улыбаясь. Согретый отраженными лучами славы Горинга, инспектор ненадолго почувствовал, как приятно угодить в число привилегированных. Кто-то услужливо снял с него плащ. Едва он открыл портсигар, как перед ним тут же, словно по волшебству, появилась зажигалка. Стул отодвинули, салфетку развернули и положили ему на колени. Чувствуя себя почти мошенником, но от души наслаждаясь. Генри заказал мартини и стал рассматривать посетителей.
Он увидел только два знакомых лица. За столиком в углу Олуэн Пайпер сидела с толстым мужчиной, которого Генри узнал по телевизионным передачам: популярный писатель-романист. Они о чем-то оживленно спорили.
Ровно без четверти час вошел Годфри Горинг. Кивнув Генри и не обратив внимания на Олуэн, он сел за свой обычный столик и погрузился в чтение «Файненшиал тайме». Спустя минут пятнадцать Генри услышал знакомые голоса. Говорившие были скрыты от него, а он от них бархатной занавеской и апельсиновым деревцем в кадке. Хрипловатый голос с заметным акцентом, без сомнения, принадлежал Горасу Барри, а высокий, чуть писклявый — Николасу Найту. Вероятно, они вошли не через главную дверь, с которой не спускал глаз Генри. Он вспомнил маленькую лестницу, ведущую вниз из ателье Найта. Наверное, решил он, оттуда можно пройти прямо в ресторан.
Голос Барри звучал взволнованно:
— Я с вами всегда откровенный. Нет, не так? — Волнение заставило его забыть о правилах грамматики. — А почему вы не есть так откровенны со мной? Может, я мало плачу?..
— Да я понятия не имею, о чем вы? Ни малейшего! — с раздражением отпирался Найт. — Вы наслушались сплетен от этих мерзавцев из «Стиля». Даже Годфри и тот намекал… Не думайте, что я не понял…
— Не сплетни, нет! — решительно отрезал Барри. — Я держу открытые глаза и уши, вот и все.
Разговор был прерван появлением официанта, который подошел принять заказ. Но, едва он повернулся к ним спиной, Найт снова стал возбужденно выкрикивать:
— Кто вам сказал это? Кто вам так гнусно наврал? Как будто мало мне того, что выставка на той неделе, а половины тканей еще нет, и повсюду шныряет полиция… С ума можно сойти.
— Мне никто ничего не говорил, нет, — ответил Барри. — Мне вот что говорит!
Последовал хлопок, будто по столу в сердцах шлепнули газетой.
— Но это американская, — уже спокойнее заметил Найт. — К Лондону это не имеет отношения.
— Да вы послушайте, — Барри откашлялся и стал читать:
— «Не грабят ли парижских модельеров? Вот вопрос, который возникает из-за настойчивых слухов о том, что некоторые торговцы одеждой воспроизводят подозрительно точные копии парижских моделей, не покупая «ЮИе». И главное, до того дня, с которого официально разрешается публикация фотографий».
Барри перестал читать. Наступило молчание. Потом Найт крикнул:
— Ну и что вас беспокоит?
— Не так громко, — предупредил Барри. — Я вам одно скажу: скандалов я не потерплю! Я нанимаю вас, я ставлю на ярлык ваше имя, значит, ваша репутация — в то же время и репутация фирмы «Барри-мода». Я вас не обвиняю. Я только говорю — больше никаких скандалов, никаких слухов или…
В этот момент Генри заметил, что к нему направляется Вероника в сопровождении свиты сияющих официантов. Они всегда бросались к ней толпой, стоило ей появиться в любом кафе или ресторане.
Вероника весело помахала ему рукой и крикнула:
— Здравствуйте, дядя Генри! Извините, что опоздала. Зато я для вас кое-что разузнала.