– А вот и вы. Какая вы нарядная!
– Правда, хорошенькое платьице? – самодовольно спросила Олуэн. – Бет снимала его для «Стиля молодых» на Веронике Спенс месяца два назад. Оно так мило выглядело, что я тотчас же решила его купить… Так чем я могу вам помочь?
– Во-первых, – Генри извлек из кармана только что найденное письмо. – Можете ли вы определить, чей это почерк? Олуэн мельком взглянула на письмо.
– Могу, конечно. Это Элен писала.
– Спасибо, мисс. А теперь скажите, Элен получала много писем?
– Понятия не имею, инспектор. Элен первая вставала по утрам и варила кофе. Я ведь почти каждый вечер в театре. Мне можно и попозже в редакцию прийти. Элен была кое в чем довольно.., скрытная. Она всегда сама вынимала почту, уносила свои письма на кухню и читала их, пока варила кофе. Те, на которые не нужно было отвечать, сразу же отправляла в мусоросжигатель. Она ведь очень аккуратная.
– А почему вы говорите «скрытная»?
– Да, вот… – замялась Олуэн. – Был такой случай, когда мне не терпелось получить одно письмо. Я встала рано, вынула почту и отнесла в комнату к Элен то, что было адресовано ей. Она так рассердилась… Будто я ее письма читаю, или уж не знаю что. Взяла с меня слово, что впредь я никогда не буду сама вынимать почту. Странно, правда? Непохоже на нее.
– Очень странно, – согласился Генри. Покойная Элен Пэнкхерст начинала его раздражать. Кто ее знает, какие там письма она получала, но прочесть из них невозможно и строки. Генри с завистью вспомнил о сыщиках из детективных романов, непременно обнаруживавших в камине среди золы обгоревший клочок бумаги, на котором осталось несколько слов… «Что делал бы сам Шерлок Холмс, – мрачно подумал он, – столкнись он с электрическим мусоросжигателем?..» Он вдруг услышал голос Олуэн:
– ...как можно скорее. Вы понимаете, да?
– Извините, что вы сказали?
– Я спрашивала насчет платьев и остальных вещей Элен. Я бы хотела упаковать их и поскорее отправить на склад.
– У меня нет возражений, – ответил Генри, – Спасибо. Вы не представляете себе, как это тяжело, – голос Олуэн дрогнул. – Особенно платья… Они как призраки… Не могу видеть ид здесь!
– Я вас понимаю, – согласился Генри. – Что ж, упакуйте их, и дело с концом. Спасибо вам за помощь.
Домой он вернулся в половине девятого. Шел дождь. Генри долго трясся в автобусе, потом шлепал по мокрым улицам. Открывая дверь, усталый и голодный, он мечтал лишь о стакане виски с содовой, шлепанцах, тихом ужине вдвоем с женой и горячей ванне.
Вполне понятно, он был далеко не в восторге, когда услышал из холла женские голоса и смех. Он бы и вовсе рассердился, но тут обнаружил, что голоса принадлежат его жене Эмми и племяннице Веронике. Хотя этим двум женщинам он готов был простить многое, в гостиную он вступил с твердым намерением отправить Веронику домой. Однако его решимость была несколько поколеблена тем, что он увидел. Эмми ползала на коленях по полу и вырезала по бумажной выкройке из куска синего твида нечто похожее на клинья парашюта. Вероника же лежала на диване, задрав на его спинку красивые ножки в ярких клетчатых колготках.
– И тут выходит эта бедняжка герцогиня, – рассказывала Вероника, – в точно таком же платье, тетя Эмми, точь-в-точь! Вы только посмотрели бы на них! Понимаете, она купила эту модель у Монье за бешеные деньги, и после этого напороться на абсолютно такое же…
Генри с шумом закрыл за собой дверь. Эмми смутилась, вскочила.
– Уже пришел, мой милый? А я думала, еще рано… Выпьешь чего-нибудь?
– Да, пожалуй, – проворчал Генри. – Чем это ты занята?
– Юбку крою, – сказала Эмми. – Вероника говорит, такой вот узловатый твид – самый модный сейчас в Париже. И не мнется, попробуй!
– Я очень устал…
– Бедненький дядя Генри! – Вероника ему улыбнулась, лежа по-прежнему вверх ногами. – Вы были просто прелесть. Такое впечатление на всех произвели.. Ой, дядя, я для вас столько узнала!
– Скотланд-Ярд будет тебе весьма признателен. Но сейчас единственное, чего я хочу, – это выпить, поужинать, залезть в ванну и в постель.., – Но, дядя Генри, вы же сами просили… – Милая Ронни, я не сомневаюсь, что ты нас облагодетельствуешь. Только не сейчас!
– Я как раз рассказывала тете о том случае, когда герцогиня Базинсток приехала на бал точно в таком же платье, как…
– Я слышал, – остановил ее Генри.
– Вот твой стакан, милый, пей, – сказала Эмми. – Что, видно, день был трудный?
– Отвратительный, – ответил он, начиная понемногу приходить в себя. Он опустился в свое любимое кресло и сбросил ботинки.
– И что самое интересное, дядя Генри…
– Ронни! – строго сказала Эмми.
– Ну и пожалуйста, – обиделась Вероника. – Не хотите слушать, не надо. Мне все равно пора идти. Дональд зайдет за мной в восемь.
– Дональд Маккей? – подал голос Генри, чуть ли не с головой ушедший в кресло.
– Да, он, – Вероника сняла ноги со спинки дивана и встала.
– Ты его знаешь, Генри? – забеспокоилась Эмми.
– Встречался.
– И что он собой представляет?
– Весьма проницательный молодой человек, – ответил Генри.
– Он просто золотко! – сказала Вероника и, поцеловав Генри в нос, мигом исчезла, только клетчатые чулки мелькнули. Эмми принялась подбирать с пола куски материи.