- А ты куда?
- На полу лягу.
- Забирайся сюда. Места обоим хватит.
Интересно, испытывает ли она его на прочность или просто не может сладить со своей натурой? Или...
Лин вскарабкался наверх, вытащил из-под себя скомканную простыню и бережно укрыл женщину, любопытно сверкавшую глазами - мол, как ты себя поведешь? Прижался спиной к сетке и, вопреки своим предчувствиям, вопреки близости её тела, мгновенно уснул.
Был у него такой талант, не раз спасавший во времена горячих деньков - засыпать при первой же возможности. Талант хорошего полицейского.
Память о Диане
Солнце било по глазам, быстро нагревая прохладные простыни. Что-то было не так... Лин дёрнулся, вздохнул, вспомнил... Мышцы расслабились, опустили конвульсивно приподнявшееся тело на матрас, а женщина, чья рука лежала на его груди, даже не шелохнулась.
Вот уже пять лет никто не утыкался ему в грудь холодным носом, а от влажного сонного дыхания мурашки не разбегались по всему телу. Чёрт. Тесса спала, как самая обыкновенная женщина, и выглядела не опасней, чем спящая Диана. Спала вот так же рядом, впритирку, когда от неудобной позы затекает тело и ноет шея.
Диана... каждый раз Лин чувствовал себя виноватым, будто он действительно ей изменяет. Будто с каждой новой женщиной он предаёт Дианино мягкое, податливое тело, обманывает её тёмные и тёплые глаза. Врёт, целуя не её нежные губы... Хотя уже пять лет предавать было некого.
В то лето жара накатилась на город обречённой волной. В городе было нечем дышать: адская смесь паров бензина, взвеси человеческого пота, запахов еды... Диана мучилась страшным токсикозом и умоляла увести её подальше из Города, где есть море, свежий воздух и, как она говорила, надежда. А Лин работал.
Люди сошли с ума. Каждый день только на его участке находили по несколько трупов, работать приходилось с утра до ночи, начальство требовало расправы... Жена дома встречала тяжёлым взглядом. Прежде лёгкая, как пёрышко, Диана не требовала, не кричала, но и не смеялась. Она всё понимала, но хотела, чтобы и Лин понимал её. Лин понимал, но изменить ничего не...
Только потом, когда всё произошло, он пытался понять: не мог или не хотел?
Лин не изменил ничего. Он дождался того часа, когда ему на телефон пришло сообщение из больницы. Их ребёнок погиб. Диана лежала в палате, гладила руками живот и не разговаривала с Лином. Через неделю врачи отпустили Диану домой, она вошла в комнатку, оборудованную под детскую, села на стул и замолчала.
Лин взял отпуск, попытался увезти жену из города, но Диана отказалась выходить из квартиры. Она почти не говорила, только раз произнесла фразу, до сих пор звеневшую в ушах:
- Теперь нет смысла никуда ехать. Мы уже приехали, всё.
Отпуск кончился, Лин рванул на работу. Он не знал, что делать с этим всепоглощающим женским горем, и намного проще было всадить пулю в очередного подонка, чем сидеть рядом с женой.
Вечером Дианы не было дома. Она растворилась в Городе, как капля крови в цистерне воды. Её искали неделю. Лин поднял на уши всех полицейских, с которыми ему довелось хоть раз пересечься. Друзья, коллеги, знакомые, подчинённые, случайные люди... Они вошли в положение, они тоже искали... и нашли. В одном из тёмных кварталов, где концентрация трупов превышала все нормы, в грязном, пахнущем мочой переулке, лежала его Диана, и узнать в ней можно было только глаза...
Убийцу Лин не нашёл. Это был рядовой висяк, обычная рутина, с кучей никуда не ведущих следов. Диана самаискала смерти.
А Тесса с Дианой не имела ничего общего. Она пыталась выжить. Билась, словно дикий зверь, из последних сил, вопреки всему. Стремилась уязвить, ранить врага, нанести ему максимальный урон и сбежать в нору, зализать раны и только тогда начинать думать, как жить. Жить, а не выживать. Стремительная, острая, жгучая -такие никогда не нравились Лину. Тессу это ничуть не волновало. Она выбрала.
Лин осторожно встал, отодвинулся и вылез из клетки. В ядерном солнечном свете по комнате летали взбесившиеся пылинки. На полу валялись сброшенные Тессой джинсы. Лин аккуратно свернул их и сложил рядом с рюкзачком.
Стоя под тёплой водой, которая в его доме почему-то считалась холодной, Лин изучал своё отражение в зеркале. Среди капель, приставших к стеклу, тёр мочалкой смуглую кожу жилистый мужчина среднего роста. Чёрный бобрик волос щёткой торчал вверх, от полопавшихся капилляров белки глаз покраснели, окружив смолянистую радужку кровавым орнаментом.
- Лин! Ты где? - сквозь шум воды пробился женский голос.
- В душе, - хрипло ответил он.