Напряжение в комнате нарастало. Даже здесь, в полутемном помещении в тысячах миль от места событий, у Кобурна словно в реальном бою обострились все его чувства: он ощущал самые разные запахи — пиццы, пота, лосьона для бритья каждого из находившихся здесь. Он слышал щелканье и жужжание компьютеров, шелест кондиционеров, возбуждение в голосах незнакомых ему операторов на АВАКСе — те как раз сверили время и подтвердили, что «Ковбой-1», «-2» и «-3» уже в воздухе.
Ему отчаянно хотелось быть там снова вместе с третьим взводом.
— Ох, мать твою, — произнес цэрэушник. — Вот как надо воевать!
Кобурн поборол острейшее желание заткнуть ему глотку куском пиццы.
02.36 (23.36 по Гринвичу)
Аэропорт Шуаба, Ирак.
— Взял его на мушку?
— Считай, что он труп, Шкипер. Только он этого еще не знает. — Браун с покоившимся на левой руке «Ремингтоном» распластался рядом с Коттером. Он прижался правым глазом к резиновому окуляру ночного прицела, чтобы зеленоватый свет инфракрасного изображения не упал ему на лицо. — Только скажи, и я его кончу.
Коттер еще раз глянул на часы. «Тэлли-Три» вот-вот нанесут удар. Невидимый для радаров, бесшумный как смерть Эф-117, должно быть, уже послал «Пэйвуэй-2» — «умную» бомбу весом в тонну — вдоль по невидимому лазерному лучу точно во входную дверь бункера управления ПВО.
Небо на юго-востоке осветилось желтой вспышкой — внезапной и совершенно бесшумной. На склоне холма над Забеиром вырос оранжевый огненный шар. Коттер навел бинокль на иракцев у самолета. Те, вскочив и разинув рты, смотрели на далекие языки пламени.
— Щелк, щелк, — произнес Хигтинс. — Вызывает Эвон.
Наконец по их барабанным перепонкам ударил грохот взрыва. Коттер коснулся плеча Брауна.
— Давай!
Снайперская винтовка дернулась у того в руках, звук выстрела потонул в грохоте далекого взрыва. Одинокий иракский часовой на башне откинулся назад, выронил оружие и упал неподвижным комком на настил балкона. Браун уже выискивал новую цель. Теперь ствол «Ремингтона» был направлен в сторону «Геркулеса», где взволнованно перекликались часовые, указывая руками в сторону взрыва. Браун выстрелил еще раз. Один из иракцев — на его рукаве отчетливо виднелся красный треугольник республиканского гвардейца, — раскинув руки, рухнул на ступени трапа.
Прежде чем его товарищи успели что-то сообразить, четыре черные, как смоль, фигуры — грузные из-за навешанной амуниции, с выкрашенными черным лицами, в очках ночного видения, придававших им вид причудливых насекомых, — вынырнули из темноты и открыли огонь.
Браун начал по одному отстреливать окружавшие самолет прожектора.
3
02.37 (23.37 по Гринвичу)
Взлетная полоса аэропорта Шуаба, Ирак.
В голливудских боевиках оружие с глушителями действует совершенно бесшумно. Автоматы ЭмПи5ЭсДиЗ в руках троих атакующих Котиков приближались к этому: собственно, выстрелы звучали даже тише передергивания затворов. Роселли выпустил две короткие очереди точно в солнечное сплетение одного из иракских солдат с расстояния в пятьдесят метров. Пули отшвырнули того навзничь, словно марионетку с оборвавшимися нитями. По обе стороны от него Док Эллсуорт и Маккензи посылали такие же скупые, короткие очереди, сняв ими за пару секунд не меньше трех часовых. Пугач Гарсия следовал за ними, держа наготове свою М16/М203 и напряженно вглядываясь в окружавшую «Геркулес» темноту.
Роселли бежал к неподвижному самолету на виду у всех. За «Геркулесом» угадывались темные проемы окон башни управления полетами — пустые, угрожающие. Он нырнул под крыло, задержавшись, чтобы выпустить еще одну короткую очередь в распластавшееся тело иракского солдата. Рядом с ним Док добил другого.
При разработке операции разгорелся спор на тему: брать или не брать пленных. Особенно на этой стадии, когда взятый «язык» мог бы прояснить, есть ли внутри самолета иракские солдаты. В конце концов решили, что времени на допрос все равно не будет, тем более не будет времени на то, чтобы сравнить показания пленных. Надежнее всего нанести удар и исчезнуть, полагаясь на быстроту и внезапность — только так можно нейтрализовать любого поганца, что, вполне вероятно, притаился внутри самолета. И потом... расстрел пленных стал бы прямым нарушением Женевской конвенции, а письменные приказы третьему взводу предписывали ему действовать в соответствии с последней. В общем, стало ясно, что пленных не брать.
— Чисто! — окликнул Эллсуорт из-за самолета.
— Чисто! — крикнул Маккензи с подножки трапа.
Один из иракцев лежал на спине с неестественно повернутой левой рукой на груди. Роселли подошел ближе; рука скользнула и упала на землю. Инстинктивно он нажал на спуск и пронзил грудь лежащего еще одной очередью.
— Чисто!
— Альфа, Браво, — произнес Маккензи в микрофон. — Этап первый — чисто. «Танго» — под таким кодовым названием проходили террористы — все пять готовы. Переходим ко второму этапу.
Роселли знал, что эти иракцы не террористы, а обыкновенные солдаты, выполняющие приказ.
К несчастью для последних, то же самое можно было сказать и о третьем взводе Котиков-7. И в выполнении боевых задач, подумал он без лишней скромности, Котики вне конкуренции.
— Давай, Клинок, — сказал Маккензи, назвав его принятой в отделении кличкой. — По трапу! Давай! Ну!
— Ладно, Биг Мак, — Роселли вставил в автомат новый магазин, собрался с духом и рванул по трапу внутрь самолета. Было темно — прожектора стараниями Мэджика Брауна вырубились, и он сдвинул очки ночного видения на лоб, чтобы не лишаться так необходимого в бою бокового зрения. Он чуть не упал, споткнувшись о труп иракца на ступеньках, но, чудом сохранив равновесие, перепрыгнул через него и полез наверх. Док и Мак, соблюдая дистанцию, шли следом, а у первой ступеньки их прикрывал Пугач. Внизу служебный вход экипажа был заперт, но Роселли т-образным ключом без труда открыл его. Откинув тяжелую створку люка, он на секунду задержался, чтобы не напороться на возможную автоматную очередь, потом нырнул внутрь.
Передний бортовой люк «Геркулеса» открывается в коридор по левому борту самолета. Справа находится огромный, похожий на пещеру, грузовой отсек; слева коридор сменяется другим, куда попадаешь, поднявшись на ступеньку, затем, резко свернув вправо, натыкаешься на лесенку, ведущую в пилотскую кабину.
Грузовой отсек освещался только парой переносных фонарей у правого борта. В их слабом свете Роселли видел сбившихся в кучу растерянных людей. Кое-кто вскочил на ноги, остальные только приподнялись на одеялах или спальных мешках, брошенных на пол. Одни были в штатском, другие в военной форме, но на рукаве у каждого голубела повязка ООН. Ближе к хвосту, у поднятой рампы стояли два «лендровера», набитые картонными папками.
Часы тренировок в тире и на стрельбище научили Роселли оценивать обстановку мгновенно, с первого взгляда. Оружия у заложников он не заметил, хотя, судя по кобурам, некоторые имели пистолеты. Никакой сосредоточенности, никакой работы мысли во взорах как намека на выполнение какого-либо заранее согласованного плана. Со стороны все они производили впечатление вконец растерявшихся, перепуганных людей, которые никак не могли очухаться спросонья.
— Какого черта! Что здесь происходит? — крикнул кто-то по-английски.
Чей-то взволнованный голос ответил ему по-французски, потом отозвался еще кто-то на другом языке, скорее всего на шведском.
— Всем лечь! — скомандовал Роселли, надеясь интонацией приказа передать его смысл всем без исключения. — Спецподразделение Соединенных Штатов! Всем лечь!
Гвалт усилился. Роселли снова крикнул, голос его эхом отразился от металлических стен грузового отсека.
— Спецподразделение Соединенных Штатов! Всем лечь!
Высокий блондин в военной форме и голубом берете приблизился к нему с поднятыми руками.