А пристать мне захотелось уже скоро. Во-первых, этого требовали излишки жидкости в организме, во-вторых, ветер ли, течение ли тому виной, или широкий простор реки, который проплывали уже больше получаса, а мелкая рябь давно уже превратилась в нешуточные волны. Мне становилось откровенно страшно, потому что катамаран, как я про себя называла наше плавсредство, опасно раскачивало.
Но все страхи проходили, стоило взглянуть на спокойного Кроху, он, как настоящий капитан, умудрялся излучать уверенность и спокойствие даже спиной, а ведь ему управляться под сильными порывами ветра с парашютом становилось все сложнее. Но сомнения все же подтачивали, да и от холодного ветра зов природы становился все сильнее. Только мысль, что пешком мы шли бы это расстояние гораздо дольше — немного утешала.
И совершенно некстати еще и есть захотелось.
Сколько мы еще боролись с волнами, не знаю, просто потеряла счет времени. Сидела впереди наполовину мокрая, волны захлестывали периодически, и боялась. Правда в какой-то момент устала даже бояться, отчего даже не ощутила сильного счастья, когда широкий простор неожиданно закончился, и мы поплыли уже ближе к правому берегу.
На мой вопрос, скоро ли пристанем, Кроха активно закивал, однако удобного места все не находилось. Глаза уже болели от вглядывания в непролазные густые заросли, совершенно дикие и неуютные на вид. Кое-где приходилось огибать поваленные деревья, упавшие в воду, и торчащие над поверхностью реки перпендикулярно берегу. А то и под водой. Бывало, отруливала в последний момент, благо мы плыли не слишком быстро.
И вот, наконец, прогалина. Уже не дожидаясь сигнала своего капитана, я повернула к берегу, вся в предвкушении, когда Кроха грозно заворчал. Пришлось брать прежний курс, обиженно оглядываясь на такой привлекательный песчаный бережок, на котором в последний момент, перед тем как он скрылся из виду, на пляже шевельнулся огромный валун превратившись какую-то зверюгу задумчиво проводившую взглядом наше плавсредство. Я не успела рассмотреть кто это, да и не очень-то хотелось. Только представила, как мы бы вышли прямо в пасть этого чудища и аж мурашки пробрали. И как Кроха его углядел-то с воды?
Дальше я уже смотрела на берег с опаской и все норовила править подальше от него, и только недовольное ворчание капитана удерживало меня от этих поползновений.
Когда я подумала, что больше уже не выдержу, и мой мочевой пузырь просто лопнет, кадавр вдруг плеснул на меня водой и добившись внимания, приказал поворачивать. Это я провернула с радостью, не остановило даже то, что среди зелени не наблюдалось никакого просвета. Неровный рельеф высокого берега казался совершенно неприступным и заросшим. Каково же было мое изумление, когда среди камышей открылся узкий проливчик. Парашют тут же был свернут, а Кроха отобрал у меня весло. Предстояло грести вручную — течение слишком слабое. Сначала возникло такое ощущение, что плывем прямо сквозь берег, но вскоре проход расширился, и перед нами открылась небольшая бухточка, и о, чудо — с широкой полосой песчаного пляжа впереди.
Я едва удержалась от радостного крика и на последних метрах просто спрыгнула в воду — оказалось по пояс — и побежала, рассыпая брызги, на твердую землю.
Пока я атаковала ближайшие кустики, Кроха успел пришвартовать катамаран к берегу, привязав его к дереву, и исчезнуть. Немного поискав его глазами, не стала делать из этого трагедии, и принялась обживаться. Как хочет, а дальше двигаться сегодня я не намерена. И солнце уже низко — а значит — до ночи не так и далеко, и есть хочется. А там и спать будет пора.
Так что, забрав с катамарана рюкзачок, отнесла его к огромным валунам. Природа так расставила каменных великанов, что три из них оградили небольшую площадку подобно стенам. Жаль — без крыши, да и выход из закутка широковат. Но что-нибудь придумаем, и сделаем из этого уютный домик.
Дерн срезать тут не надо, что не могло не радовать. Выкопала ямку в песке, даже глубже, чем обычно, к ней привычно уже натаскала сухих дровишек, сложила щепки — только разжечь. Еды, конечно, нет, но разве тут не река? Уж упрошу как-нибудь капитана Кроху порыбачить. А пока не мешает выполнить свою задумку.
Вышла на заранее присмотренный пятачок пляжа с плоским камнем, вдающимся в реку, словно причал. От нашего пристанища, где был припаркован катамаран, это укромное место отделяли кусты и рядок невысоких валунов. Там я разделась полностью и принялась за стирку. Дело непривычное, но сколько можно ходить в одном и том же! Жаль, не было мыла. Правда, с помощью песка удалось довольно сносно отскрести несколько пятен. Потом мне это жутко надоело, и я принялась активно полоскать одежду. Содержимое карманов, револьвер и ботинки остались на камне. Крохи все не было видно, так что решила еще и искупаться после стирки. Кусок веревки из Крохиных запасов еще не весь истратился, так что привязала ее между двух деревьев, и развесила мокрую одежку, кое-как отжав.
Усталая, но довольная, бросилась, наконец, в воду, чувствуя, как расслабляются все мышцы. Плавала долго и с упоением, то на спине, отдыхая, едва шевеля руками и ногами, то переворачивалась и нарезала круги вокруг торчащего посреди бухточки большого камня. С одной стороны камень плоско уходил в воду. Нащупав его ногами, я практически пешком вышла на сухую часть и легла на нагретой поверхности позагорать. Конечно, вечереет уже, но солнце же еще не село. Впрочем, цели загореть не было. Я всего лишь делала, что хотелось.
Неприятность меня ждала по возвращении. Лишь коснувшись ногами дна уже рядом с нашей стоянкой, увидев и Кроху около весело потрескивающего костерка, я неожиданно сообразила, что совершенно обнажена, а вся одежда в мокром виде сушится на веревке.
А с берега пахло очень вкусно жареной рыбой, заставляя глотать слюнки, наглый же Кроха поглядывал на меня с явной ухмылкой, ожидая, как же я поступлю. Он даже выразительно кивнул на развешенное белье, вызвав желание запустить в него чем-нибудь тяжелым. Правда потом вдруг указал на тот камень, с которого я стартовала, и я с удивлением увидела там крупные листья вроде лопухов, нанизанные на веревку. Не раздумывая больше, а то уже начинала дрожать, отбросив заодно всякую стеснительность, гордо прошествовала к месту стирки, где все еще кучкой лежали мои вещи. Веревок с лопухами, или точнее более большими и гладкими листьями, оказалось две. На одной — один лист, на втором два. И что прикажете делать?
Вздохнув, повязала с один листок на бедра, а два прекрасно прикрыли грудь. Вид сзади слегка беспокоил, но потом плюнула. Очень есть хотелось. Реакция Крохи на мой наряд была вполне нейтральной, так что скоро я вообще перестала волноваться. Ну да чего я собственно переживаю?
Тем более что все внимание приковала к себе жареная рыба. На этот раз она была одна, но большая.
Шеф-повар разделил ее на две части, пристроив широкий листок с обеими порциями на плоский камушек между нами. Устроившись на теплом песке, ели руками не спеша. Несмотря на то, что было очень вкусно, а мы сильно голодны, понимание, что на сегодня — это всё, заставляло сдерживаться. В итоге обсосала каждую косточку и вылизала пальцы. И лишь после этого запила ужин чашечкой какого-то сладкого отвара, заботливо налитого из все того же пакета. Или это уже другой?
Ощутив блаженную сытость, я легла на песок, прикрывая глаза. Сонливость наваливалась волнами. Всё же, это не помешало мне сообщить довольно слабым голосом, что сегодня я больше никуда не поплыву.
Проснулась в полной темноте и страшно испугалась. Что-то снилось ужасное, непонятное, сумбурное. Меня даже слегка трясло и хотелось протянуть руку и срочно включить свет, чтобы развеять кошмар и понять, что все это всего лишь сон. Кошмар был тот же, что и в раннем детстве, и позже, когда мама оставляла меня на ферме Александры, а я крайне скучала по ней первое время. Всё тот же сон — яркий и одновременно никакой, но наполняющий душу безотчетным ужасом, который не до конца проходил и при пробуждении. Когда была маленькая — я просто плакала в таких случаях, включая свет, и скоро становилось лучше, а что делать теперь? Когда я выросла?