— Как всегда завидное чутье на неприятности и столь же завидное умение из них вылезать…
— Сплюнь!
— Тьфу…
— Шутник. Что у тебя, сказали уже?
— Кажется, легкое сотрясение. Но ничего, жить буду. Слушай, ты там матери объясни все как-нибудь аккуратненько, ладно? Меня наверное к утру отпустят.
— Все. Поехали, — врач стал закрывать дверцу машины перед лицом Никиты.
— А куда? Куда его?
— В «Склиф» пока, сейчас туда всех везут, оттуда по больницам. Ну или по домам.
Никита решил не ехать следом в Институт скорой помощи, а утром узнать о судьбе товарища — сейчас важнее было успокоить его мать, которая уже несколько часов не могла найти сына и, понятное дело, места себе тоже. С трудом вырвавшись из все еще царившей здесь давки, Никита поймал такси — метро уже не ходило — и отправился к матери одноклассника. Еще полтора часа у него ушло на то, чтобы привести ее хотя бы в относительное душевное равновесие, после чего только он смог со спокойной совестью, но уставшим телом отправиться восвояси.
Дома было тихо. Мать не спала, с кухни в коридор сочилась полоска света. Никита разделся и, помыв руки, прошел на кухню — есть хотелось зверски.
— Наконец-то. Нашел? — глаза матери были опухшими. Как видно, трагедия не оставила ее равнодушной.
— Нашел.
— Живой?
— Живой, в «Склиф» увезли с сотрясом. Утром, надо полагать, будет дома.
— Ну слава Богу.
— А с тобой что такое?
— Да, ерунда, не обращай внимания.
— И все же.
Мать опустила заплаканные глаза:
— Показали фото подозреваемого.
— И что?
— Это Ахмед, друг Валеры.
Отец Никиты полгода назад ушел из семьи. Такое часто случается — кризис среднего возраста, последнее желание мужчины ощутить себя молодым и свободным. Никита был достаточно взрослым, что понять все, что творилось с отцом, не осуждая поведения последнего. Они продолжали общение, правда, в присутствии матери молодой человек старался обходить неудобных разговор и избегать «скользких» тем.
Он знал, что отец в 1985-ом, еще до его рождения, служил в Афгане, где в одном полку с ним служил не то турок, не то узбек, с кем они сохранили дружеские отношения на долгие годы — его звали Ахмед. Общение их прервалось лет 5 или 7 назад, когда Ахмед, после своей командировки в одну из стран Ближнего Востока, не просто принял радикальный ислам, а еще и стал членом какой-то — Никита толком не знал, какой, — запрещенной организации ваххабитского толка.
— Ничего удивительного. Этого следовало ожидать, — скептически бросил Никита.
— Но он не мог!
— Много ты понимаешь, кто что может, а кто что не может. Он член террористической организации, а они, как известно, могут если не все, то очень многое.
— Послушай себя, человек XXI века. Развешиваешь ярлыки, толком ничего не зная. Слышал звон, а не знаешь, где он. Постыдился бы. Еще образованный! Садись есть!
Никита бы поспорил с матерью, окажись они при других обстоятельствах — сегодня он чересчур устал, чтобы вступать с ней в околонаучные пререкания, а потому, наскоро перекусив, отправился к себе в комнату и вырубился без задних ног.
Спал он чутко, снились кошмары. Проснулся в 4 утра, чтобы попить воды, когда, проходя по коридору мимо кухни, снова увидел бьющий оттуда свет и услышал голоса — мужской и женский. Тихонько приоткрыл дверь. Открывшаяся его взору картина обескуражила его настолько, что он предпочел бы думать, что спит. Мать сидела за столом, а напротив нее сидел и пил чай темный взрослый человек с длинной бородой. Никита видел Ахмеда несколько раз еще в глубоком детстве, но лицо его было столь запоминающимся, что он спорить был готов-перед ним сейчас находится бывший сослуживец его отца.
— Дядя Ахмед?
— Здравствуй, Никита.
— Вы как здесь?
Мать, зная крутой нрав сына, поспешила как-то угомонить его:
— Послушай, он тут ни причем. Они объявляют в розыск сейчас всех членов запрещенных организаций. А к взрыву Ахмед не имеет никакого отношения…
— Не надо, Яна, — тихим, ровным голосом сказал Ахмед. — Оставь нас, я сам все объясню.
Мать тихо вышла из комнаты. Никита уселся на ее место и стал внимательно рассматривать ночного гостя.
— Я действительно не причастен к теракту. Твоя мама сказала правду.
— А кто тогда?
— Теракт совершил смертник, это слепому ясно. Уже завтра, когда разгребут завалы до конца, все станет ясно, и обвинения с меня снимут. А пока мне нужно спрятаться где-то, где меня с наименьшей вероятностью могут искать, потому я и пришел к вам.
— Зачем же им обвинять Вас, когда ничего толком не известно?