— Кажется, они называют их басмачами?
— Это неважно, роза пахнет розой. Что же будет, когда пелена обмана спадет с их глаз? Предупреждаю — это произойдет очень скоро…
— Надо полагать, что они сметут Советскую власть с лица земли…
— Ну не знаю, как насчет Земли, а вот из эмирата выгонят точно. И, поверьте, меня не прельщает перспектива оказаться изгнанным. Меня слишком часто отовсюду прогоняли, чтобы еще и отсюда вылететь пробкой.
— Коль скоро Вы так здраво рассуждаете, значит, у Вас должен быть некий альтернативный план по развитию событий?
— Что ж, такой план есть. Но он в корне отличается от Вашего.
— А Вы уже и о моем знаете? — улыбнулся Рейли.
— Я, как и Вы, располагаю сведениями о том, что Ибрагим-бек планирует десантироваться сюда и восстановить власть эмира, не так ли? Но меня этот план не устраивает.
— И почему же?
— Во-первых, мы оба понимаем, что эмир, вероятно, не простит тех, кто еще вчера его предал, уничтожит основу басмачества, и вам придется искать себе новую опору, а мне — возвращаться восвояси, поскольку двух эмиров в одной Бухаре быть не может. А во-вторых, потому что, придя сюда, Ибрагим-бек сделает из себя в глазах эмира героя и освободителя и сам приступит к формированию политической элиты. Это ясно как Божий день. Вы можете гарантировать то, что он во всем пойдет на уступки Британской Империи?
— Я нет, но мои инструкции из Лондона сводятся, в общем, к тому, чтобы обеспечить его присутствие здесь…
— В таком случае, если будете упорствовать — я исполню функции руководителя Советской военной администрации и поставлю Вас к стенке прямо тут, в Бухаре. А в Москву телеграфирую о поимке шпиона и об исполнении приговора. Получу орден, видимо.
— Но себе ничем не поможете — свержение Бухарской Советской Народной Республики неизбежно.
— Равно, как и Вы без меня ничего не сделаете. Так что, зная о Ваших недюжинных дипломатических способностях, предлагаю Вам пересмотреть свои взгляды относительно будущего Бухары и постараться убедить в этом Лондон.
— Допустим, я приму Ваши условия. А как же нам быть с правительством БСНР и его главой — этим старым бунтовщиком… Ходжаевым? Каким образом Вы планируете их свержение? Поднять басмачей в ружье раньше времени — означает подорвать доверие к себе со стороны Ленина!
— Здесь я приготовил для Вас маленький сюрприз, Сид. У меня есть в рукаве еще один козырь, о существовании которого Вы слышали, но пока толком ничего не знаете. И я намерен Вам его предъявить, только инкогнито. Выйдите сейчас вон за ту дверь… — Энвер показал рукой в дальний угол кабинета. — Посидите там тихонько и послушайте, что будет здесь происходить ближайшие несколько минут.
Рейли выполнил его указания, а сам хозяин кабинета меж тем вышел за дверь и пригласил к себе давно ожидающего лейтенанта Ценаева.
— Проходите, Ахмед, присаживайтесь.
— Товарищ Энвер, у меня к Вам серьезный разговор.
— Я догадываюсь, о чем Вы хотите со мной говорить. Вас интересует освобождение товарища Савонина?
— Да.
— Я провел переговоры на эту тему с Москвой. Единолично я не уполномочен решать такие вопросы, хотя лично мне пребывание Вашего товарища на гауптвахте не добавляет хорошего настроения. Посажен он туда по очевидной глупости, недальновидности бывшего командира Туркфронта. Вообще все здесь началось неправильно, и многое надо менять, очень многое… Так вот. Мне строго-настрого запрещено принимать решения об освобождении заключенных кроме тех, кто был посажен за решетку эмиром. И дальнейшая судьба Вашего командира зависит от Ходжаева. С которым я тоже говорил…
— И как? — в голосе Ахмеда послышалась надежда.
— Увы, порадовать Вас нечем. Ходжаев — старый большевик, и человек, не вполне адекватно смотрящий на реальность, Вы уж простите. Не я его назначал. Видите ли, годы борьбы, противостояния с действующей властью — все это наложило на его личность не лучший отпечаток. Он крайне подозрителен, даже мнителен, всюду ему видятся подвох и предательство. И естественно, как только я заговорил с ним об этом, он стал кипятиться, бегать по кабинету, даже мне угрожать! Ни о каком освобождении и речи быть не может, увы…
— Что же делать? Ведь человека держат под стражей совершенно несправедливо и не предъявляя никаких обвинений!