Пока разобрались с текучими делами, наступило Рождество одна тысяча шестьсот шестьдесят восьмого года. Под нашим с друзьями присмотром в Архангельске было организовано театрализованное представление, посвященное рождению Иисуса. Огромную ель установили на площади, нарядив ее огромными снежинками, изготовленными из дерева и выкрашенных краской цвета золота. В стороне возвели ледяные горки и ледяной лабиринт, в котором народ с удовольствием блуждал, пытаясь найти выход. Даже бояре, которые смотрели на лабиринт со стороны, решили туда заглянуть и теперь метались с выпученными глазами, пытаясь в толчее найти выход.
Федор с удовольствием катался на горках, с каким-то детским восторгом, одетый как обычный офицер он не выделялся в толпе и на него никто не обращал внимание. Нам же четверым со своим ростом под сто восемьдесят пять сантиметров не было смысла попытаться скрыть свои личности, мы выделялись среди людей этого времени как каланчи.
Потому именно к нам подскочил помощник дежурного по батальону охраны — Письмо Государю от Ромодановского из Москвы.
Дождавшись пока царь, не накатается от души, мы подхватили его под руки и повели в хоромы, которые отжали у воеводы. Распечатав письмо, Федор вслух зачитал — Государь-батюшка! Сообщаю, что на Москве пока все слава Богу, хотя в городе появились подметные письма с Дона. Я пока с этой бедой справляюсь, людишек в Тайном приказе расспрашиваю и скоро выйду на след посланца с Дона. Из-за отказа насельников Спасо-Преображенского Соловецкого монастыря принять церковные реформы Никона монаси количеством почти пятьсот человек заперлись в монастыре и оказали вооружённое сопротивление. Я предлагаю конфисковать все вотчины и имущество монастыря и весной отправить царские полки с целью осады монастыря. Жду от тебя решения, Государь! Еще одна весть дошла до меня — разбойничий атаман Стенька Разин собирает охочих казаков с Дона «за зипунами» на Волгу, Яик и в Каспийское море. Бью челом, твой верный холоп князь Федор Ромодановский!
Царь закончил читать — Что ему отписать, боярин? Жаль мне монасей, не их вина, что мой батюшка так круто решил решить церковный вопрос.
Я пожал плечами — По-хорошему нужно что-то решать с староверами, раскол русской церкви вреден. Но пока предлагаю монастырь не трогать, а собрать в мае Собор, пригласив на него и иерархов старой веры. А вот атаману Степану Разину мешать не следует, уверен — он сможет потрепать наших недругов в Персии. А вот когда он вернется на Дон, пригласи его своим письмом в Москву для обсуждения взаимодействия с этими лихоимцами. Может удастся его уговорить крест тебе, Государь, целовать и охранять границы твоего государства?
Федор подумал и ответил — Как вы, бояре нам на занятиях говорили, нужно уметь работать с тем человеческим материалом, который есть в наличии. Других людей нам не дадут! Здорово вы тогда сказали.
— К сожалению, не мы авторы этого выражения.
— А кто?
— Один умный человек, Владимир Ильич. — про себя я подумал — " Правда он еще не родился!"
Глава 20
По пути в Карелию решили заглянуть на Соловки, наведать воинственных монахов. Наш санный поезд направился по замершим Двинской и Онежской губам и довольно быстро вышел к монастырю. Свищ долго морщил свой лоб и наконец разродился — Представляете, друзья! Я вот все вспоминал даты Соловецкого бунта. В нашей истории он произошел десять лет назад. Неужели мы своим появлением повлияли на ход событий? Или же мы находимся в параллельной реальности? В семнадцатом веке Соловецкий монастырь участвовал в военных действиях, а также использовался как место ссылки заключённых, главным образом, по политическим мотивам. Почти сорок семь лет назад в Соловецкий монастырь пришла грамота царя Михаила Фёдоровича, в которой говорилось, что поскольку Соловки «место укра́инное» (окраинное), то монастырь необходимо укрепить, соорудить каменные жилые для служилых людей и надлежало «ров около Соловецкого города, который почат выкладывати каменем… докопати, и каменем выстлати и чеснок побити».
Затем приказом Михаила Фёдоровича с Соловков был отозван воевода, а его функции были переданы настоятелю монастыря. Таким образом, настоятель обители возглавил оборону Западного Беломорья.
Десять лет назад состоялся Большой Московский собор, который анафематствовал древние богослужебные чины и всех тех, кто их держится. В июле власти назначили настоятелем монастыря сторонника реформ отца Иосифа, который должен был провести реформу в Соловецком монастыре. Иосиф был приведён в монастырь, и здесь на общем соборе монахи отказались принять его в качестве настоятеля, после чего Иосиф был изгнан из монастыря, позже настоятелем они избрали архимандрита Никанора. Открытый отказ от принятия реформ был воспринят московскими властями как бунт. А тут получается монаси только через десять лет решили открыто выступить против реформ! Никанор был архимандритом монастыря Рождества Пресвятая Богородицы преподобного Саввы Сторожевского в Звенигороде. К нему, как к своему духовнику, приезжал с семьёй на богомолье царь Алексей Михайлович. За благочестие, мудрость и твёрдость характера старец пользовался уважением иноческой братии и авторитетом у властей. Архимандрит находился уже в преклонных летах, когда на Русь пришла «зима еретическая». Семнадцать лет назад святой отец удалился на Соловки, чтобы закончить земные дни в тишине иноческого подвига. По его слову Соловецкий собор в одна тысяча шестьсот шестьдесят третьем году принял решение «смирять монастырским смирением» всех тех, кто «чины новые приимет». Именно его Аввакум и другие боголюбцы рекомендовали царю кандидатом на самовольно оставленную Никоном патриаршую кафедру. Архимандрит Никанор совместно с монастырским казначеем и головщиком Геронтием был составителем знаменитого «Сказания о новых книгах», обличавшего церковные новины, а также одним из авторов второй и третьей соловецких челобитных и « Сказки» соловецких иноков. Почтенного старца вызвали на Большой Московский собор и вынудили внешне примириться с новообрядческой иерархией. Это помогло Архимандриту избежать смерти и вернуться в монастырь, чтобы затем встать во главе обороны Соловков.