Глава 3
Пристани Киева и прилегающие с городу берега были буквально забиты различными судами. Ладьи, насады, скедии, бусы, ушкуи, шитики… Этот город всегда был средоточием торгового люда со всех сторон света. Вот и сейчас слышалась речь скандинавов, поляков. Мелькали халаты хазар, блистали дорогие одежды византийцев. Но все равно основная часть кораблей были явно предназначены для какого-то большого похода славян. Неужели мать решила начать свое самостоятельное правление Русью со звона мечей? Хотя… почему бы и нет? Полоцк, находясь поблизости от уже обложенных данью земель, до сих пор являл гордую независимость. Но если это война, почему тогда не была призвана вся новгородская дружина?
Ответ Святослав узнал уже через час.
Мать встретила сына в своей горнице. Тепло обняв его, она хлопнула в ладоши, веля принести чашу пенного меда и несколько свежих кренделей. Предложила присесть, внимательно вглядываясь в глаза молодого князя. Сама налила ему кубок пенистой жидкости:
– Выпей, ладо! С приездом тебя. Жена с сыном в Новом Городе остались?
– Нет, тоже здесь.
Щека Ольги едва заметно дернулась, выражая тем самым внутреннюю досаду. Лишь много позже Святослав узнает ее причину. Пока же он спокойно залпом выпил хмельной напиток и вытер усы.
– Отчего столько судов у стен, матушка?
– В Византию плыву, в Константинополь. Хочу увидеть императора Константина.
– Зачем?
Последовала долгая пауза. Ольга встала, прошлась по горнице, постояла у окна. Резко обернулась к сыну:
– Ты так и не решил окреститься, сынок? Я просила тебя хорошенько над этим подумать. Все наши южные соседи приняли новую веру, негоже Руси в язычниках ходить.
Глаза Святослава стали подобны двум льдинкам:
– Наши отцы и деды ту же Византию дань платить заставляли, Перуна моля о победе. Наши веды мудрость веков хранят. Вся дружина моя Триглава чтит. Как же я могу встать во главе ее подобно ромею? Нет, мать, я вере пращуров не изменю! Никогда более не пытай меня об этом!
– Сам после смерти в чистилище собрался и сына своего туда тащишь! – зло выкрикнула княгиня, до белизны костяшек сжав кулаки. – Не желаешь обряд принять, не мечтай тогда о кресле княжеском! Это мой окончательный сказ!
– Улеба в наследники метишь? – зло усмехнулся Святослав. – Книжника и затворника? Вот когда печенеги и поляки обрадуются! По лоскуткам Русь растащат…
– Мечом махать – не удел володетеля. Императоры византийские в доспехи редко облачаются. На то воеводы есть.
– Оттого ромейская земля век от века и уменьшается, что трусы ею управляют, – улыбнулся князь. – Если б Александр Великий в своей Македонии безвылазно сидел, никогда б своими деяниями не прославился.
Мать и сын надолго замолчали. Потом Ольга вновь налила меда и с деланной улыбкой подала чашу Святославу:
– Выпей за успех моей поездки, ладо! Хочу у Константина дочь за Улеба попросить в жены. Если сможем породниться с императором и его супругой Еленой, вознесется Русь на высоту невиданную!!
Она чуть помолчала и продолжила:
– Хотела б попросить ее за тебя, да не вижу смысла. За язычника не отдадут.
Святослав вдруг расхохотался неудержимо:
– Дак, прими я Христа, тем более б не получилось!! Христианину только одна жена дозволена!! А у меня Предслава уже есть.
Ольга вновь сжала кулаки. Едва слышно бормотнула:
– Все мы, смертные, под Богом ходим…
Святослав услышал эти слова. Встал, жестко глянул на мать, едва заметно поклонился:
– Дозволь пойти к дружине?
– Погоди!
Княгиня вновь надела на лицо маску спокойной властительницы и произнесла:
– Останешься в Киеве со Свенельдом град охранять. Не хочу на одного воеводу земли оставлять. Смутный он…
Воевода Свенельд давно ходил в главных боярах Киевской Руси. Его варяжская дружина была самой большой из отрядов бояр. Святослав едва не напомнил Ольге, что варяг также одной с нею веры, но благоразумно промолчал. Вместо этого напомнил:
– У меня власти над ним нет. Он присягал лишь великому князю служить.
– Я… при боярах… вручу тебе высшую власть, – с явным трудом произнесла великая княгиня. И тотчас добавила: – На время моего отъезда. Ступай!
Их глаза вновь на мгновение встретились. Святослав резко повернулся, нагнул голову и шагнул за низкую дверь. Ольга проводила его взором, неспешно перекрестилась и медленно опустилась на скамью.
Спустя некоторое время в дверь постучал Улеб.
– Он… не передумал?
– Нет.
Едва заметная маска радости легла на лицо юноши. Он встал перед Ольгой на колено и поцеловал ее ладонь:
– Ты для меня дороже матери, ты знаешь! Дозволь, я буду тебя всегда называть матушкой?