— Скажите «да», — тихо и жалобно предложила выход из спора Марина.
Все почему-то посмотрели не на нее и не на командира, а на Ивана Волонихина — что предпримет тот? Ох, док-док, загнал ты себя в угол ненужным рыцарством. Моли теперь Бога, чтобы Заремба настоял на своем. Ибо если что-то случится с девушкой, тебе такого креста не вынести…
Иван только сжал губы, зато Заремба вновь взялся за рукоятку «Короля джунглей». Но чем ему мог помочь нож в мирной обстановке, когда не нужно никого убивать или даже пугать?
Не дай Бог никому оказаться на месте командиров, которые принимают решения. И тем самым вешают на себя души подчиненных…
Хотя, если смотреть с моей, журналистской точки зрения, девушка, как писали раньше в передовицах о победителях социалистического соревнования, являлась связующим и цементирующим звеном группы. По крайней мере, она невольно заставляла заботиться о себе и убирала расхлябанность. Тем самым оберегая мужчин от слишком рискованных или необдуманных решений.
Похоже Заремба и сам это прекрасно просчитывал, потому в нем и боролись благородство и точный расчет. И когда он мгновенно не отреагировал на просьбу Марины, когда сразу не прозвучало жесткого «нет», не только я, но и остальные почувствовали: решение не окончательное, возможны варианты. До взлета самолета уйма времени, и Марина еще может побороться за место под солнцем. В смысле — в строю. Чтобы пойти под пули. Господи, зачем это ей? Заремба, прояви характер, сдержись и все-таки оставь девушку на Большой земле. Несправедливо это, когда одни женщины лежат под пулями, а другие — в ванной, наполненной шампанским. А ведь и первое, и второе для них создаем мы, мужики. Давайте оставим пули для себя…
— Спокойной ночи, — нашел самый верный выход Заремба. — Отдыхайте. Завтра достаточно напряженный день.
И первым ушел в сторону шалаша.
— Отдыхайте, — эхом повторил Волонихин, поднимая за руку Марину.
Он имел на это право после того, что сделал. Взрослые люди, они не стали никого стесняться или делать вид, будто между ними ничего не происходит. Улыбнулись нам всем и исчезли в лесу, не боясь ни многозначительных взглядов, ни осуждений.
… Совету Зарембы и Волонихина идти спать последовали Работяжев и наша гидрометеорологическая парочка — Дождевик и Туманов.
Я, остающийся в Москве и никуда не спешивший, думал о спецназовцах, а лучше, чем у огня, места для этого на земле не сыскать. Напротив, в ярком отблеске костра, молча сидел бывший летчик майор Игорь Чачух, как оказалось, мой земляк. Самое яркое событие в его жизни, как мне показалось, — катапультирование из горящего ракетоносца. У военных, впрочем, служба или что-то связанное с ней всегда впереди планеты всей.
Игорь думал о чем-то своем, но лишь я обратил на него внимание, неожиданно спросил:
— Как думаешь, Заремба возьмет Марину?
— Пятьдесят на пятьдесят.
— Волонихин зря вылез. Обойдемся без женщин, и командир должен настоять на своем.
Кажется, Зарембу впервые назвали командиром в разговоре. Прогресс.
— Знать бы, что все пройдет нормально, — в свою очередь помечтал я о несбыточном.
На растревоженный Кавказ едут, в амбициозную и раздразненную Чечню — не на Канары. А ведь еще совсем недавно, в проклинаемые кое-кем советские времена о Кавказе пелись иные песни:
Давно не пахнут порохом ущелья,
И песен смерти пули не поют.
В горах бывает жарко от веселья,
Когда невесту замуж выдают.
Может, войну развязали те, кому был не нужен этот покой, кто сделал все, чтобы взорвать изнутри Союз? Ау, герои, первыми поднявшие руку на Отечество! Вы орете только о реформах, а кровавые мальчики из Таджикистана, Чечни, Приднестровья, октябрьской Москвы в глазах еще не пляшут? Нет? Тогда у вас не то что благородства или сочувствия собственному народу нет, но в первую очередь нет ни стыда, ни совести. А бредни о борьбе с партийным тоталитаризмом — задворки антисоветской пропаганды, которая находила как раз тех, кому начхать на Родину.
— На родину давно ездил? — поинтересовался летчик, в данный момент имея в виду Брянщину.
— Давно. Все некогда, — почему-то стал оправдываться я. Виноватые всегда оправдываются, а не объясняют…
— Если вдруг что… — Игорь протянул листок с телефонами и адресами. Почти как перед этим пограничник.
Значит, ребята смотрят на задание достаточно серьезно. И оценивают его трезво. А я оправдьваюсь потому, что еще более них чувствую серьезность операции…
— Пусть не понадобится, — прячу записку в блокнот.
— Пусть, — согласился Чачух с пожеланием и посмотрел на блокнот так, словно я запрятал туда его судьбу.