— Ну, и где они, видимые цели? — спросил я Сергея с Александром.
Словно в ответ на мой вопрос, по российскому блокпосту там, в черном мареве, за полуразрушенными домами, почти сдвоенно, невидимые, пальнули чеченские гранатометчики. Следом татакнули пулеметные очереди.
— Ответили бойцы внутренних войск, — сказал Сергей.
Над нашей головой было малозвездное небо, подсвеченное редкими зарницами осветительных ракет. Вперемешку то высились остовы разбитых домов, то лезли в глаза заселенные людьми хрущевские пятиэтажки с освещенными окнами. Мы сидели на плоской крыше, начиненной оружием. Мою спину холодил АГС, смотрящий стволом туда, где только что проявили себя дудаевцы. Наши лица были иссиня-черные, как бы закамуфлированные главной краской ночи. С четырех сторон света то, давая пламя, то, искрясь и опадая, мерцали редкие, давно не затухающие пожары.
— Мы как на гигантской сковородке, — сказал я, намекая на плоскоту крыши, на чугунную темноту вокруг, тыкая пальцем в освещенные мелким, языкастым пламенем север, юг, запад, восток.
Со мной молчаливо согласились, уточнив, что огню под этой сковородой дудаевцы не дадут потухнуть ни на минуту.
Вдалеке снова автоматные очереди, и пули на излете с каким-то даже вежливым свистом чиркают левее от нас.
«Успех ночного боя, — помнил я, — зависит от того, насколько тщательно он подготовлен в период организации обороны в светлое время». Я знал, что ГУОШ тщательно подготовлен к круговой обороне, что все подступы к зданию простреливаются фланговым и перекрестным огнем. И что даже если противник чудом прорвется к стенам здания, он для начала нарвется на минные поля, на другие сюрпризы, а потом его все равно добьют оружейным огнем. Именно знанием, что так будет, я объяснял себе абсолютное спокойствие тюменцев Александра и Сергея, с которыми подходило время прощаться…
Сменяясь, ребята уходили со словами, что сегодня на удивление тихо. Шутили: «Может, вас, журналиста, испугались. Не захотели попасть в газеты».
Пришли Олег, Наиль, Гена, Андрей — такие же уравновешенные, в каждом жесте опытные, обстрелянные, потомственные «стрельцы».
— Спартак — чем-пи-он! — в той стороне, куда смотрит ствол АГЭЭСа, кто-то отбивает из пулемета Калашникова.
— Это Клепа! Чеченец! — восхищенно смеются такому умению ребята. — Этого поклонника «Спартака» мы давно знаем.
Автоматные, пулеметные, гранатометные дуэли идут в стороне от ГУОШа. Почему? Может, собровцы почистили округу, и те, кто с большой интенсивностью обстреливали ГУОШ, убиты? Тайная и явная война вокруг Главного управления объединенного штаба МВД России не стихает ни на день. Выбьют, захватят одних — другие боевики не оставляют без внимания это здание на Ладожской, 14.
Свою пулю никогда не услышишь, — говорит мне Геннадий. Срочную службу он прошел в 405-м горно-альпийском батальоне. Я смотрю на него с нескрываемым уважением. Отец Гены — военный, жена и тёща — милиционеры. Парень вспоминает о них с любовью.
— Сегодня у Гены день рождения, — неожиданно произносит Андрей. — Ему пошел двадцать пятый год.
Поздравляя Геннадия, я мучительно вспоминаю, где же я встречал своё двадцатичетырехлетие. И не могу вспомнить. Чеченцы тем временем отсалютовали в нашу сторону тремя — одна за другой — осветительными ракетами. Мы ложимся ниц на брезент.
В прибор ночного видения «Ворон» обнаруживаются мириады звёзд. Их далекая красота оставляет равнодушными. Здесь, на крыше ГУОШа, от их холодного, зеркального света нам никакого толка. «Это звезды или волчьи глаза?» — вспоминается стихотворная строчка. «Почему, — думаю я, — сидящие рядом и напротив бойцы тюменского ОМОНа не говорят об опасностях своего боевого дежурства, о дудаевских снайперах? Почему ребята передвигаются по крыше, не особенно пригибаясь? А через опасные участки иногда проходят демонстративно в полный рост? Подчеркивают, кто в доме хозяин? Но война, я знаю, это балет случайностей. Нет гарантии, что именно сейчас тебя не выцеливают в ночной прицел. «Что же это такое?» — спрашиваю. И в ответ: «Будешь тут трусливой мышкой бегать, своя «крыша» быстро поедет».
— В Чечне мы не первый раз. Здесь, на крыше ГУОШа, мы вроде на отдыхе, — говорят ребята, бывшие десантники, пограничники.
«Ничего себе отдых, — думаю. — Под навесным огнем из подствольных гранатометов». Неразорвавшиеся гранаты из чеченских подствольников я не раз видел во дворе ГУОШа. Через ночь, а то и каждую ночь идут возле ГУОШа снайперские дуэли, в которых омоновцы иногда вроде живцов — это когда по снайперам работают собровцы.