Единственный способ сравниться в африканском буше с такими партизанскими силами, как СВАПО, — это жить настолько же близко к природе, как и они, и обыгрывать их в их собственной игре. У меня сложилось твердое убеждение, которого я придерживаюсь и сегодня, что повстанческие силы в плотном буше южной Анголы и Замбии невозможно победить за счет огневой мощи, — по крайней мере, не только за счет ее. В конце концов, на что направлять огневую мощь, если враг постоянно находится в движении или «убегает сегодня, чтобы сражаться на следующий день», как это часто происходило у нас?
Поэтому мы стали специалистами в применении подобной же тактики, — во всем, от бесшумного передвижения, подкрадывания, выслеживания и противодействия следопытству, до способов патрулирования и навыков действий в бою. Мы также стали мастерами в разведке, просто потому, что мы занимались этим изо дня в день. Когда мы не находились на боевом выходе, то проводили учения в Каприви, имитируя различные виды целей, или используя близлежащие военные городки для отработки навыков ведения наблюдения и проникновения на объект.
Оглядываясь сегодня назад, могу честно сказать, что я никогда не встречал настолько тесно сплоченного, преданного и профессионального подразделения, как разведывательный отряд 31-го батальона. Конечно, я не могу сравнивать разведгруппы 31-го батальона с другими профессиональными подразделениями, такими как разведчики 32-го батальона, или даже с подобными специализированными подразделениями за рубежом, но, учитывая, что остаток своей армейской карьеры я прослужил в РЕККЕ, то могу сравнить их с лучшими разведгруппами южноафриканского спецназа. Я безмерно горжусь тем, что мне выпала честь быть частью такого уникального коллектива. Это был чрезвычайно ценный опыт обучения, который заложил основу для моей последующей карьеры в войсках специального назначения.
В конце 1981 года истек срок моего краткосрочного контракта, и моя военная карьера на некоторое время отошла на второй план. К тому времени мой отец и два старших брата приняли сан и служили в своих церковных общинах. Когда истек срок моего контракта с Силами обороны ЮАР, я должен был принять решение о своей будущей судьбе. Моя семья все настойчивее уговаривала, чтобы я пошел по стопам отца и двух братьев, поэтому, подав заявку на получение ученой степени по теологии в Стелленбосском университете, я в 1982 году поступил на первый курс.57
Во время учебы в Стелленбосе мне каждые каникулы удавалось ускользать — чтобы вернуться в «Омегу», в буш, к своим старым товарищам. Такие военные сборы приносили ценный опыт, но, что еще важнее, давали желанный отдых от монотонности учебы в университете. В первый год мне удавалось работать с Ксиватчей каждый раз, когда я возвращался в 31-й батальон. В 1983 году, в начале второго курса в Стелленбосе, когда я прибыл в подразделение на сборы, Ксиватчи вдруг не оказалось на месте.
Мне сказали, что он ушел в запой, сидя перед своей хижиной в «Омеге» со своими тремя маленькими детьми. В какой-то момент он так напился, что взял бутылку соляной кислоты, которая стояла рядом с пивом, и опорожнил ее. Через пять или шесть дней он умер. В госпитале в военном городке «Омега» он сполз с койки на газон, а когда уже не мог ползти, настоял, чтобы его вынесли на улицу — он отказался умирать в своей кровати.
ЧАСТЬ 3
Войска специального назначения
Жалость к себе не сочетается с силой. Образ мышления воина требует контроля над собой и в то же время призывает отказаться от себя.
Карлос Кастанеда, «Путешествие в Икстлан».
1
Отборочный курс в войска специального назначения
Хотя учеба в Стелленбосском университете и была сопряжена с приятным опытом и, в определенном смысле, являлась желанным перерывом после трех лет проведения разведывательных операций на границе, я понял, что мое призвание в другом. Я чувствовал в себе необходимость вступить в ряды РЕККЕ, и через год понял, что слишком часто отрывался от книг во время военных сборов.
Однажды утром, пока мои сокурсники зубрили в классе реческий и иврит, я поехал в городок Гордонс-Бей и провел остаток дня сидя на скалах над морем. Пока далеко внизу огромные волны набегали и разбивались о скалистые утесы, я смотрел на Фолс-бей и принимал важное для себя решение.
Я больше не мог сопротивляться тому ноющему чувству, что моя страсть — она в другом. Я хотел бросить учебу, подать заявление на отборочный курс в войска специального назначения и посвятить себя карьере в спецназе. Пути назад уже не было.
Первое, что я сделал, когда вернулся в Стелленбос, — позвонил своему отцу. И хотя я знал, что он будет глубоко разочарован, мне он ничего не сказал, спросил лишь, принял ли я для себя решение окончательно, и абсолютно ли я в нем уверен. Мы долго разговаривали, и, в конце концов, я успокоился, зная, что мой отец рядом и поддерживает мое решение.
Программа предварительного отбора в войска специального назначения представляла собой серию тестов продолжительностью в одну неделю, проводившихся в южноафриканском медицинском колледже в Претории, где собралось около 300 кандидатов со всех родов войск и со всей страны. Фактически, предварительный отбор являлся отбором сам по себе. Чтобы проредить массу кандидатов, первым делом были проведены тесты на уровень физической подготовки. Они состояли из серии физических упражнений (шесть различных упражнений, выполняемых в быстрой последовательности), пятнадцатикилометрового марша с полной выкладкой и, наконец, ряда биокинетических тестов в тренажерном зале. В конце проводилось полное медицинское обследование, а также ряд психологических тестов и тестов на профпригодность.
Мы располагались в казарме медицинского колледжа, где у меня произошел весьма необычный случай с парнем, которого я встретил в первый день отбора, во время решения административных вопросов. Питер был лейтенантом из эскадрильи безопасности ВВС — высоким, красивым, с явно выраженной атлетической фигурой. У него были огромные икры и торс, как у гориллы — телосложение, с которым я не мог конкурировать. Кроме того, он был исключительно веселым и добродушным человеком, и все сразу же прониклись к нему симпатией. По какой-то причине он прилип ко мне, и в казарме мы оказались с ним в одной тесной комнате.
После прохождения медицинских и биокинетических тестов Питер хвастался своими достижениями. По его словам, одна из симпатичных молодых медсестер прокомментировала его ненормально большой объем груди, сказав, что, видимо, это как раз то, что нужно, если он хочет стать боевым пловцом спецназа. Его прекрасная фигура явно произвела впечатление на медиков, поскольку они уже прозвали его «спецназовцем ВВС». Тогда я едва ли понимал, что мой сосед по комнате применит свои навыки в других областях, весьма далеких от дайвинга. Как-то ночью он привел в казарму девушку и, абсолютно без стыда и уважения к другому человеку, находящемуся в этой же комнате, заставил ее кричать в экстазе на кровати всего в полуметре от меня. Среди эротических ароматов, приглушенного дыхания и вибрации страсти, разлитых в воздухе, я испытал свое собственное маленькое фантастическое приключение.
Как только мы узнали, что прошли серию предварительных тестов, нам необходимо было прибыть в Дурбан, в расположение 1-го разведывательного полка. Из первоначальных 300 кандидатов, подавших рапорт на прохождение отбора, годными для продолжения отборочного курса в войска специального назначения были признаны 30 человек. Питер не прошел, и я больше никогда его не видел. Со мной остались лишь воспоминания о той ночи.
И вот я начал совершенно новую главу в своей жизни. В конце мая 1983 года я прибыл в Дурбан на своей маленькой «Тойоте Королла» и проехал через ворота 1-го разведывательного полка — известного просто как «Первый на Утесе».58 Здесь я оказался в эпицентре подготовки южноафриканского спецназа, в самом сердце элиты, и не знал, чего ожидать. Я перебрался в офицерскую столовую и, к моему удивлению, все эти злобные офицеры спецназа обращались со мной как с человеком!