Эллочка спала и ей снился сон.
Ш-Ш-Ш-Ш-Ш-Ш-Ш-Ш-Ш-Ш-Ш-Ш-Ш-Ш-Ш-Ш-Ш-Ш-Ш-Ш-Ш-Ш-Ш-Ш-Ш-Ш-Ш- Ш-Ш-Ш-Ш-Ш-Ш-шевелились воды реки.
Ей нужно было перейти на другую сторону моста через реку, реку, которую она знала с детства. Мутные воды притягивали к себе и одновременно с этим вызывали чувство отвращения. Вокруг никого не было. Она попыталась крикнуть, но из ее горла выдавливалось только какое-то шипение. Зачем ей на ту сторону? Что там ее ждет? Она не знала, но оставаться здесь, рядом с рекой, было тоже опасно. Есть только два пути: назад, в деревню, где она жила, или вперед, туда, где ничего не известно. Назад она не хотела.
Ходили слухи, что в реке живет какое-то чудовище, и всех, кто осмелится подходить к воде или попытается перейти через мост, оно утаскивает на дно. Никто из деревни это чудовище не видел. Но несколько людей уже пропали.
Она была смелой, вернее, она хотела себя такой считать, потому что презирала трусов.
Она сделала шаг на мост, посмотрела вниз. Мутные воды зашевелились. Еще шаг, взгляд вниз, вода шевелилась все интенсивней. И еще. И вот уже середина моста.
Все произошло в один момент. Существо выпрыгнуло из реки и двумя острыми зубами впилось в ее шею. «Змей, огромный серо-коричневый змей», — пронеслось у нее в голове. — Разве такие бывают?»
Бороться. Единственный шанс выжить и спасти других. Бороться и предупредить всех, что в реке живет Змей. Вместе люди смогут его победить. В глазах потемнело, она уже ничего не видела. И только жирное, скользкое тело было реально, жирное, скользкое тело, которое душило ее. Нечеловеческими усилиями, она оттолкнула его от себя и потеряла сознание.
Очнулась она уже в деревенском доме своих родителей, на этой стороне. Ей не удалось перейти мост.
Мать протирала ей рану на шее каким-то плохо пахнущим раствором.
«Я видела Змея, я душила его, но он, скорее всего, выжил. Надо отправиться всем вместе к реке, чтобы убить его», — хотела она сказать, но у нее ничего не получалось, из горла выходило всего лишь змеиное шипение.
Чувствовала она себя ослабленной, но ее беспокоило не это, а то, что она не может всем рассказать, что там в реке — опасность. И змей с каждым днем становится сильнее, скоро он выползет из реки, и начнет душить всех, кто живет в деревне.
Другие люди тоже молчали.
И тут на шее своей матери она увидела след от змеиных зубов. В комнату вошли еще люди, на их шеях был такой же след. Эти люди смотрели на нее и ничего не говорили.
И она почувствовала, как ее мысли начали разбегаться, как будто желая уступить место чему-то, что вторгается извне. Это были мысли кого-то другого. Они прошипели: «Теперь ты одна из нас. И тебе больше не понадобится переходить через мост, на другую сторону. Ш — Ш — Ш — Ш — Ш — Ш — Ш — Ш — Ш — Ш — Ш — Ш — Ш — Ш — Ш — Ш — Ш — Ш — Ш — Ш — Ш — Ш — Ш — Ш — Ш — Ш — Ш — Ш — Ш — Ш».
Петр тоже видел сон. Будто Офелия ему рассказывала одну очень интересную историю.
Она начала так.
Петр, а знаешь, где мы были эти четыре тысячи лет?
Все началось в Шумере. Я была молодой-жрицей девственницей, а Георгий — верховным жрецом. Меня звали Эльмештум, а его Элайя.
Состарилась шумерская цивилизация, одряхлела культура. Обращенная в прошлое, она уже не могла держать то, что создала, и впитывать в себя живительные силы нового. Если бы ты, Петр, посмотрел со стороны на тот день, о котором я хочу тебе рассказать, то ты бы не заметил краха за внешним фасадом показной роскоши и мощи. Шумерский язык все еще оставался официальным языком и языком обрядов, которые проводил Элайя. 4 тысячи лет назад он жил уже не первую свою жизнь и был с точки зрения человеческой эстетики самим совершенством, как и положено главному служителю культа. Красив, умен, здоров. Волос ни на теле, ни на голове у него не было: волосы богомерзки. Взгляд его был острый и цепкий, как и в нынешней жизни. Он внимательно следил за тем, чтобы не пораниться, потому что к статуям божеств не допускались люди, у которых были следы крови на теле, даже мелкие порезы.
Готовили его к этой должности с самого рождения, он был вторым сыном правителя, а я его племянницей. Мы оба получили образование при храме и традиционное посвящение. Каково оно было, я уже не помню. Да оно и не мудрено, невозможно запомнить все детали жизни, которая случилась 4 тысячи лет назад. Мне позволено вспомнить только один день из того рокового времени, которое стало началом конца.
В дни, свободные от обрядов, а было их много в ту пору, жрец составлял гороскопы правителям и учебные пособия для людей о поведении в храме и за пределами оного. Он предсказывал погоду, довольно точно, точнее, чем теперешние телевизионные девушки на в узких юбках и деловых пиджаках, составлял рекомендации для земледельцев. Он знал свойства трав и растений, чтобы лечить людей. Это было прекрасно — без антибиотиков и антидепрессантов. Предсказывал будущее по внутренностям животных и расположению светил, знал тысячи заклинаний от всякой напасти и периодически изгонял бесов, хотя даже тогда многие не верили в то, что виною краха империи были бесы. Большинство догадывалось, что наша власть идет куда-то не туда, что слишком много войн и слишком мало любви.
Магические ритуалы были основой жречества. Но я была плохой ученицей, я не помнила того, что было выгравировано на столетних табличках клинописью, поэтому придумывала свои. Они тоже работали, и никто не замечал, что я делаю что-то не то. Я говорила на шумерском, а народ — уже на смеси аккадского и шумерского. И это очень расстраивало Элайю. Он всячески пытался отстоять прошлое и свои интересы, но волны семитского влияния накатывали все сильнее и сильнее. Имя им легион.
По традиции посты храмовых жрецов передавались от отца к сыну. Но традиции разрушались, поэтому уже многие жрецы без роду и племени, приемыши влиятельных людей, смогли добиться жреческого назначения. Элайя был исключением и особо гордился, что он сын царя. Он ревностно охранял секреты своего ремесла.
А я была молодой и красивой сангу, дочерью царя, поэтому стала верховной жрицей богини Иштар. Я даже не могу сказать, нравилось мне это или нет. Просто такова была моя судьба.
Верховный жрец, мой дядя, стал выказывать мне особые знаки внимания. Не как дядя племяннице или верховный жрец жрице Иштар. Он воспылал страстью ко мне. Но его вера не позволяла ему предаваться блуду со мной, жрицей-девственницей. И он задумал чудовищное!
Обряды в то время проводились довольно закрытые, и тела были закрытые, мы служили богам в просторных одеждах из грубого материала. И он тосковал по тем временам, когда жрецы и жрицы должны были прислуживать богам голыми. Он так хотел увидеть мое тело. Втайне он желал меня, и долгими ночами не мог уснуть, сгорая от вожделения.
Храмовые обряды усложнились до глупости, и вернуть все к тому, чтобы служить голыми, было невероятно трудным. Но для верховного жреца даже в то время не было ничего невозможного.
Каждый день Элайя старался поддерживать пышность обрядов. Он не хотел признавать, что чем пышнее обряды, тем ближе конец. Все это делалось для того, чтобы внушить горожанам мысль о величии храма и религии. Но результат был обратным. Он катился в бездну вместе со своим народом, вместе со мной, прекрасной и наивной сангу, которую он захотел убить. Ведь она просто кричала своею юностью и живостью, что старому миру конец!
Он метался по постели, усмиряя свою плоть, в полузабытьи видел первого жреца среди землян Энмедуранки, имя которого означает «правитель МЕ, который связывает Небеса и Землю». МЕ — законы, которые никто не мог нарушить. Когда Ануннаки передали Энмедуранки табличку с тайнами Небес и Земли (эту табличку потом развили до карт Таро), научили вести счет числами, открыли знания воды и масла и предсказали будущее, они не знали, что всему этому придет конец, потому что один из них задумал убить жрицу Иштар.
Уже совсем скоро Иштар наказала его и его народ тем, что рухнули древние устои общественной жизни, традиции, обычаи.