— Ты в» Gen-**» что ли эти вещества разрабатываешь?
— Нет. Кто бы мне дал там эту работу делать? Дома.
— Так ты что, мою квартиру в лабораторию превратил?
Петр замялся.
— Блядь, Петр, надеюсь, с квартирой все в порядке? Надо прийти проверить.
— Да я аккуратно работаю. Я же не взрывчатые вещества там испытываю.
— А это законно вообще? Ладно. Я тебе обещаю, что когда умру и попаду на тот свет, я дам тебе знак, попытаюсь как-то передать тебе секретную информацию, — она засмеялась. — Надеюсь, там это не подпадает ни под какую статью о фейках.
Офелия действительно быстро оделась. Сейчас на ней были джинсы и белая майка с портретом Бродского и надписью «Не выходи из комнаты, не совершай ошибку».
— Ну все, можно идти, — сказала она, взяв рюкзак, лежащий на полу.
— А ты краситься не будешь? Женщины же красятся, когда выходят на улицу? — спросил Петр с надеждой, что они проведут вместе еще хотя бы немного времени.
— Я не крашусь в обычной жизни. Косметика — это маска. А я не люблю маски.
Когда они выходили из дома, дверь нехотя закрылась, издавая томный скрип. Петр, помявшись, задал вопрос:
— У тебя кто-то есть?
— Ну не то чтобы, — на несколько секунд она замолчала, а потом вздохнула. — Да, есть. Я не люблю его, но не могу пока закончить отношения.
— Кто он?
— Георгий, генеральный директор исследовательского центра «Gen-**», где ты работаешь. Если кто-то узнает, до него дойдет очень быстро. Не распространяйся пока, особенно на работе. Хорошо?
— Ты с ним из-за денег?
— Давай потише. Мы в подъезде, не хочу соседям давать лишний повод судачить, — и продолжила, — нет, Петя, я уже вышла из того возраста, в котором деньги имеют большое значение. Все намного сложнее, я не хочу сейчас об этом говорить. Потом.
Кто-то дотронулся до его плеча. Он вздрогнул, вытащил наушники из ушей и посмотрел в лицо человека, нарушившего его кокон. Это была какая-то бабуля, которая довольно громко ругалась:
— Зачем вы тут их подкармливаете, котов этих? Еще на землю корм вываливаете. Лето, жарко, тут потом муравьи, мухи, вонь. Кошки эти плодятся, срут везде. Совсем обнаглели. Вам если жалко их, так заберите себе, пусть у вас в квартире живут.
Бабка оглядела с головы до ног молодого человека:
— Да ты вообще не отсюда, не с нашего подъезда. Иди и корми у своего, благодетель нашелся. А потом ходи, убирай за вами, придурками. Тьфу. — она смачно плюнула под ноги Петра и пошла по своим старушечьим делам.
Уже через несколько секунд Петр забыл об инциденте. Он вставил наушники в уши и удивился, что опять из его плейлиста звучала та же песня, уже другой куплет. Совпадения, мать их.
«Пора. Хватит предаваться воспоминаниям. Реальность гораздо круче. И в конце концов пора расставить все точки над i. Я заставлю ее сегодня рассказать, что ее держит с Георгием, почему она не может оставить его» — пронеслось в голове Петра. Он сам удивился своему решительному настрою.
Кажется, на кухне Офелии опять зашевелились шторы.
Он нажал на кнопку домофона, но никто не открывал. Из подъезда вышла девушка с собакой, а Петр зашел. Лифт был занят, он не хотел ждать, поэтому быстро, почти бегом, поднялся по ступенькам на 5-й этаж в квартиру, где жила Офелия. Поднимаясь, он слышал, как хлопнула дверь наверху, по характерному скрипу он узнал дверь Офелии. Уже через несколько секунд он был на нужной ему лестничной клетке, в этот же момент дверь лифта закрылась. Петр не увидел, кто зашел в лифт и подумал, что это могла быть Офелия, и, возможно, она куда-то ушла. Но все же нажал на кнопку звонка ее квартиры.
Никто не открывал, он позвонил еще раз, уже смирившись с мыслью, что они сегодня не увидятся. Машинально дернул за ручку, дверь подалась и открылась. Петр тихо зашел, позвал Офелию, но никто ему не ответил. Ему стало немного тревожно. Он еще раз позвал Офелию, уже громче. Но ответа опять не было. На кухне работал телевизор, туда он и направился.
Петр перевел взгляд на пол. И ужаснулся.
На полу лежала Офелия. Он склонился над ней и увидел лужу крови, вытекающую из под ее распластанного тела. Пощупал пульс — пульса нет. Чуть поодаль он увидел большой нож, и рыбу без головы.
— Твою ж, мать! — вырвалось из горла Петра каким-то чужим хриплым воем.
ГЛАВА 2
В нескольких метрах от дома, где он жил, Петр упал, на бегу споткнувшись о камень. В его голове была только одна мысль: «Я все равно встречусь с тобой, мне надо тебя увидеть, Офелия». И картина мертвого тела на полу, которое было как будто не ее. Он сильно ударился, разодрал колено и локоть, от легкой саднящей боли пришел в себя.
Опять побежал.
Он искал ключ от квартиры в рюкзаке, но никак не мог найти, потом вспомнил, что переложил его в карман брюк.
Забежав в квартиру, не сняв ботинки, направился в кухню, большую часть которой он приспособил под лабораторию. Хомяки мирно жевали свой корм.
Он выдвинул ящик, где хранил разную лабораторную утварь: чашки Петри, пипетки, колбы, пробирки. Взял колбу и пару пробирок, открыл другой ящик, где были разбросаны вещества, с которыми он экспериментировал. У него был даже небольшой сухожаровой шкаф для дезинфекции. Но сейчас Петр очень спешил, поэтому просто помыл всю посудину под водопроводной водой. Открыл третий ящик, чтобы взять перчатки. Так как движения его были судорожно-быстрыми, на него полетели контейнеры с ватой и бинтами. Он выругался, поднял их и положил обратно. Надел перчатки, налил абсолютно прозрачную жидкость в одну из колб, добавил туда какой-то белый порошок, смешал.
Пока он это делал, подумал, что приготовил идеальное средство для самоубийства, но убивать себя не входило в его планы. Правда, был шанс, что что-то может пойти не так, и он уйдет вслед за Офелией не просто поговорить, а насовсем. А вдруг там нет ничего? И все было зря? Но это его сейчас не пугало. Он был одержим идеей встретиться с ней, однако потом вернуться. Он не хотел умирать, но не боялся этого.
Петр начал фантазировать о том, что было бы, если бы он хотел убить себя. Мысли о самоубийстве посещали его и раньше, но это уже в прошлом.
Важно ли, чем человек себя убивает? Несет ли орудие убийства какой-то смысл? Если в жизни смысла нет, то должен же он быть хотя бы в смерти?
Петр был ответственным молодым человеком, поэтому подумал о том, что нужно написать предсмертную записку на всякий случай, если эксперимент будет неудачным. Для кого? Для мамы? Нет. Ему надоело перед ней все время оправдываться, хотя бы сейчас он хотел от нее освободиться. Для Андрея? Вряд ли его смерть сильно повлияет на друга, но, скорее всего, он немного расстроится. Так и не решив, для кого он пишет свои, возможно, последние слова, он все же взял ручку, клочок бумаги и вывел ровным почерком: «Я сделал это, чтобы не чувствовать себя жертвой. Жертва не может решить свою судьбу. Я смог».
Была ли смерть Офелии причиной его порыва поставить эксперимент на себе, перейти от хомяков к человеку? Скорее нет, но она стала той последней каплей, которая переполнила чашу бессмысленности бытия в том виде, в котором он его проживал.
Петр посмотрел на хомяков: они жили своей незатейливой жизнью: ели, спали, спаривались, крутили колесо. Вопрос выбора перед ними никогда не стоял. А человек вынужден выбирать даже орудие смерти. В квартире, когда он заселился, обнаружился старый военный револьвер. Одному богу известно, как он сюда попал. О револьвере он Офелии не сказал, просто положил его в шкаф, на самую дальнюю полку, завалив тряпками. Петр достал его, посмотрел, он стреляет вообще? Задумался о том, подходит ли ему огнестрельное оружие в качестве орудия самоубийства. Даже если он сможет нажать на курок, что будет дальше? Его мозги разлетятся по всей комнате, и кто-то, кто придет сюда после, будет брезгливо смотреть на эту кашу из биоматериала, которую раньше он считал своим несомненным преимуществом перед той массой людей, которых в новостях называли глубинным народом.