Свет мигнул и снова разгорелся, но уже не освещал ничего, а только еле-еле разгонял темноту вокруг лампочек и диодных лент.
Из зеркал, как из открытых окон, дохнуло холодом и... нет, не ужасом, которого ждал Егор. Тоской. Отчаянной беспросветной тоской. И еле уловимым желанием. Странным, почти неопределимым на первый не взгляд даже, а вдох. Что-то, что заставляет беспокойно озираться. Что-то, что будто ощупывает голову изнутри. То ли щекочет, то ли зудит.
Тревога.
Тоска.
Одиночество.
Голод.
Оно хочет съесть тебя. Ты хочешь съесть его.
Нет, не его. Ты хочешь съесть всех, кто рядом. Тех, до кого можно дотронуться. Поглотить. Чтобы они остались. Остались с тобой. Вместе. Навсегда.
Оно всё ближе. Вы звали — и оно пришло.
Огни пролетающих вдалеке машин.
Взмах птичьего крыла в высоком небе.
Звуки будто сквозь воду, приглушённо. Далеко. Слишком далеко.
Так же далеко ненастоящими молниями сверкает, разряжаясь, защита.
В том же нигде тихо пиликает телефон. Но некому ответить. И некому звонить.
Нет никого. Нигде. Никого. Никого. Никого.
Кто тут? Ты здесь? Ты есть?
Останься со мной.
Не уходи.
Будь со мной.
Будь во мне.
Зеркала потемнели — и внутри зазеркальной черноты медленно прорисовался силуэт.
Егор отстранённо — будто не о том, что творится вокруг, а о происходящем в фильме, — подумал, что невозможно даже представить, что этот монстр сделал бы с ними, не будь на каждом базовой защиты. А следующая мысль: поможет ли защита? Выдержит ли? Если нет, то все погибнут.
Этого допустить нельзя.
Его новая группа не останется здесь навсегда.
Видеть, слышать и дышать стало чуть легче. Самую малость, но достаточно для того, чтобы разглядеть в полутьме зазеркалья высокий широкоплечий силуэт без лица с наростами на ногах.
У монстра человеческая фигура, облачённая во что-то вроде старотипного защитного комбинезона. Вместо лица глазастая слепая личина противогаза. А на ногах, у ног, не наросты — куклы. Пыльные грязные старые куклы.
Монстр шевельнулся — и темнота вокруг него сгустилась, начала расползаться из зеркал в зал, к людям. Медленно, неотвратимо.
Сквозь стену в здание влетели сияющие знаки: вот и спецназ. Значит, на самом деле прошло всего минуты три, не больше. А Егору казалось, что он стоит напротив тёмных зеркал часы.
Знаки врезались в зеркала, высветив стократно повторённую в отражениях фигуру монстра.
Секунду ничего не происходило, а затем все зеркальные поверхности задрожали, будто вода, подёрнувшаяся рябью.
Монстр поднял руку то ли приветствуя, то ли прощаясь.
И в следующий миг исчезли и зеркала, и люди вокруг, и тесная душная темнота зала. Остался только зов. Голос не голос, мысль не мысль — поток, река, увлекающая за собой.
Сюда. К нам. Иди. С нами. Вместе. Навсегда. Вместе. Сюда. Иди. К нам. Сюда. С нами. Вместе. Сюда. Ближе. Сюда. Иди.
Один.
Один. Совсем один.
Не смерть. Не забвение. Не покой.
Пустота. Тишина.
Никого. Никого-никого.
Ты больше никому не нужен.
Ты один.
И никто никогда не...
— ...слышишь? Егор! Слышишь меня... Егор!
Кто-то держит за плечо. Зовёт. Тревожится.
Кто-то рядом. Рядом кто-то есть.
Он слабее — можно оттолкнуть его и шагнуть за грань. Туда. Вместе. С ними. Идти. Туда. Идти. Ещё шаг.
— ...нам нужен! Егор!
«Я нужен здесь».
Егор судорожно выдохнул, будто просыпаясь, и пошатнулся от переизбытка ощущений. Дышать, видеть, слышать, ощущать одежду на себе, других людей рядом, чувствовать запахи — оказывается, этого очень много.
— Очнулся? — это, кажется, Азамат. — Тогда помогите мне: стажёра я не удержу.
Вдох-выдох.
Егор кивнул встревоженному Кошкину: мол, я в порядке, можно больше меня не держать, и нашёл взглядом Эда. Стажёр медленно, но неотвратимо тащил к зеркалу на стене повисшего на его руке Азамата. Ещё два-три шага — и Эд войдёт в отражение. И Аза утянет.
Егор метнулся к здоровяку и рявкнул над ухом стажёра:
— Стоять!
Тот замер.
— Эд, это монстр. Мы здесь. Ты не один. Мы здесь.
— Мы здесь, — повторил Аз.
Макс добавил:
— Эд, ты нам нужен!
Эд с трудом вдохнул. Закашлялся и упал на колени, сражённый волной ощущений.