Монстр поднял руку то ли приветствуя, то ли прощаясь.
И в следующий миг исчезли и зеркала, и люди вокруг, и тесная душная темнота зала. Остался только зов. Голос не голос, мысль не мысль — поток, река, увлекающая за собой.
Сюда. К нам. Иди. С нами. Вместе. Навсегда. Вместе. Сюда. Иди. К нам. Сюда. С нами. Вместе. Сюда. Ближе. Сюда. Иди.
Один.
Один. Совсем один.
Не смерть. Не забвение. Не покой.
Пустота. Тишина.
Никого. Никого-никого.
Ты больше никому не нужен.
Ты один.
И никто никогда не...
— ...слышишь? Егор! Слышишь меня... Егор!
Кто-то держит за плечо. Зовёт. Тревожится.
Кто-то рядом. Рядом кто-то есть.
Он слабее — можно оттолкнуть его и шагнуть за грань. Туда. Вместе. С ними. Идти. Туда. Идти. Ещё шаг.
— ...нам нужен! Егор!
«Я нужен здесь».
Егор судорожно выдохнул, будто просыпаясь, и пошатнулся от переизбытка ощущений. Дышать, видеть, слышать, ощущать одежду на себе, других людей рядом, чувствовать запахи — оказывается, этого очень много.
— Очнулся? — это, кажется, Азамат. — Тогда помогите мне: стажёра я не удержу.
Вдох-выдох.
Егор кивнул встревоженному Кошкину: мол, я в порядке, можно больше меня не держать, и нашёл взглядом Эда. Стажёр медленно, но неотвратимо тащил к зеркалу на стене повисшего на его руке Азамата. Ещё два-три шага — и Эд войдёт в отражение. И Аза утянет.
Егор метнулся к здоровяку и рявкнул над ухом стажёра:
— Стоять!
Тот замер.
— Эд, это монстр. Мы здесь. Ты не один. Мы здесь.
— Мы здесь, — повторил Аз.
Макс добавил:
— Эд, ты нам нужен!
Эд с трудом вдохнул. Закашлялся и упал на колени, сражённый волной ощущений.
— Вставай, — велел Егор, глянув по сторонам. — Надо помочь остальным.
Стажёр тяжело мотнул головой и медленно поднялся, опершись на руки старшего и Макса.
К зеркалам приникли человек восемь. Ещё пятеро плакали, съёжившись на полу. Нескольких человек не хватало, и оставалось надеяться, что они выскочили из зала, а не ушли в зеркала.
— Не дайте никому коснуться зеркал! — велел Егор. — Макс, свяжись со штабом. Вы двое, приводите в себя Игоря Петровича.
Он продолжал давать распоряжения, оттаскивая от зеркала парня из ночной смены.
К счастью, привыкшие к командной работе спецы быстро приходили в себя, слыша уверенные приказы.
Гудела голова. Болела кожа в том месте, где вытатурирована защита.
Эд схватил диспетчера, уже готового шагнуть в отражение, поднял и потащил к его коллегам.
— Связи нет! — встревоженно отчитался Макс. — Ни рация, ни сотовый не работают.
Голос Кошкина был напряжённым, но не паникующим. Хорошо.
Монстр шевельнулся, и Егор уставился на него. Кажется, теперь поверх комбинезона появился пиджак, не сходящийся на груди.
Неужели это...
Воздух вокруг снова потемнел, сгустился и начал превращаться в видимый, осязаемый зов.
Егор и ещё двое старших скомандовали:
— Уничтожение на раз-два! Раз. Два!
Примерно полтора десятка знаков слились в один и влетели в зеркало. Не помогло.
Воздух продолжал тяжелеть. Ты один. Густел, наливаясь темнотой и стылым холодом пустой квартиры. Ты совсем один. Люди вокруг замирали один за другим. Иди сюда. К нам.
Надо отступать. Уходить наружу.
Иди сюда. Тщетно. Ты совсем один. Никто не придёт.
Егор понимал, что это морок, иллюзия, навеянная монстром.
Не сдаваться.
Ты один. Поздно. Больше ничего не будет.
Ничего и никого.
Никогда.
Тянет к зеркалу. Тянет. Столько силы. Столько тоски. Столько одиночества, знакомого и непостижимо чуждого одновременно.
Нет.
Не поддаваться.
Стоять.
Сюда. К нам. Иди. Ты не справишься. Всё исчезнет. Все исчезнут.
Егор впился ногтями в ладонь. Отвлечься. Любым способом. Скинуть с себя тяжёлое тягучее влияние монстра.
Посчитать кукол у него в ногах. Одна — в синем платье. Вторая — с рыжими волосами. Третья — в свадебном платье. Четвёртая — с полузакрытыми жуткими глазищами. Пятая...
Рядом с монстром вдруг появился Зеркальщик, яркий и нелепый. Длинные бело-розовые волосы, узкие кожаные джинсы и объёмный белый свитер, опоясанный тонким ремнём. В левой руке крошечная розовая сумочка, в правой бутылка шампанского.
— Пшёл вон! — крикнул Зеркальщик и огрел монстра бутылкой по голове.
Тот медленно повернул голову, и Егор смог нормально вдохнуть.
Надо уходить.
— Вон отсюда! — вопил Зеркальщик, и его пронзительный крик звучал почти приятно, по-человечески.
Надо уходить. Скорее. Пока монстр отвлёкся. Скорее.
— Отступаем! — велел Егор. — Наружу. Там разберёмся. Тут он нас прикончит. Забираем тех, кто не может идти, и на выход. В разные двери.
Насколько он помнил, помимо основного входа тут был запасной и технический, рядом с кухней.
Егор глянул на зеркало и обмер: монстр схватил Зеркальщика за горло — и, кажется, убивал его. Нет, удушение, конечно, существу не страшно, но Зеркальщик на глазах становился бледнее, прозрачнее. Как привидение в кино. Чужак будто вытягивал из него силу, энергию, жизнь или что там есть в этом Зеркальщике?
— Уходим! — повторил кто-то.
В зеркале вспыхнуло — и монстр отшвырнул Зеркальщика куда-то в сторону, за пределы видимости людей.
Нет!
Уже не зов, а крик, вопль, рёв.
Не уходите. Не уйдёте. Здесь. С нами. Навсегда. Сюда. Идите!
Оно не выпустит людей из зала, ставшего ловушкой. Не для монстра, нет. Для людей.
У Егора есть ещё одна «снежинка». Копия той, что досталась високоснику. На всякий случай.
Он уверен, что и у стажёра есть нештатное оружие против монстров. И ещё кое у кого из старших.
Но чтобы применить всё это, надо быть рядом с существом. «Снежинку» не закинешь в зеркало: она ударится о гладкую поверхность и отскочит бесполезной безделушкой.
Надо войти туда. Шагнуть к монстру и вонзить «снежинку» прямо в резиновую личину противогаза. Только и всего.
Даже если это не убьёт монстра, у остальных появится время уйти.
Егор шагнул к зеркалу, нащупывая подвеску на браслете.
— Я с тобой, — рядом возник стажёр.
— Нет. Отдай взрывчатку и уходи. Некогда спорить.
Сколько ему? Он моложе Макса, а и тот — мальчишка.
Им ещё жить и жить.
— Давай. Живо!
Кто-то заплакал в голос. Кто-то зарычал, пытаясь справиться с чудовищным напряжением.
Егор и сам чувствовал, как непостижимая чужая мощь сдавливает не голову даже, мозг внутри черепа. Сминает волю. Туманит память. Стирает чувства.
И остаётся лишь пустота, в которой слышен зов.
Иди или умрёшь. Иди или пожалеешь. Иди. Иди. Иди. К нам.
Вот он у самого зеркала. Когда перемахнул через барную стойку? Неясно. Но в кулаке зажата «снежинка» — и одних рефлексов хватит, чтобы вбить её в монстра. Даже если в зазеркалье войдёт только тело, без личности, без памяти, без эмоций — останется цель. И этого хватит, чтобы прикончить тварь. Чтоб хотя бы попытаться.
Ещё шаг — и...
И тяжёлая рука легла на плечо, останавливая на полувдохе, на неоконченном движении.
Рядом с отражением Егора появилось отражение пожилого мужчины с ярко-синими глазами. И вместо зала, набитого людьми, километры плит и надгробий за спиной.
— Нужно сто знаков уничтожения, не меньше, — проговорил Сторож, и его слова Егор не услышал, а увидел всполохами мертвенно-бледного сияния над бесконечными рядами могил. — Пусть все живые чертят. Все!
Сторож в отражении держал за плечо монстра, и тот обмер, будто придавленный мощью хозяина кладбищ.
Егор сдёрнул с пояса ожившую рацию и, с трудом выталкивая из себя непомерно тяжёлые угловатые слова, скомандовал: