В общем, психиатр посоветовал Катарине пройти месячный курс лечения. Но курс этот стоил столько, что мы с большой радостью отказались от него. И все вернулось на свой круг. Только теперь я половину своего жалованья сразу же тратил на продукты и набивал ими два холодильника. Остальное же милостиво предоставлялось на утоление страсти любимой. Но Ката тоже не осталась в стороне. Она устроилась работать — официанткой в один из баров — и теперь в мое отсутствие скучала куда меньше. Но все равно, за один поход в магазин, она могла истратить все наши сбережения, и никакое чувство реальности не могло ее остановить.
Нет, наша жизнь не превратилась в кромешный ад. Ничего подобного! Мы по-прежнему любили друг друга и были, как ни странно, счастливы. Нам вполне хватало на жизнь, а Катарине на удовлетворение ее страсти. Правда, на черный день ничего не оставалось… Но на этот случай у меня были приготовлены к действию несколько торговых операций с новооткрытыми планетами. Уж я-то знал, где чего прикупить, а где продать. Вот так вот, мы были счастливы, и даже сейчас воспоминания, того времени благотворно влияют на меня.
За прошедшие пять лет в Чистке ничего существенно не изменилось. Только вот газеты все чаще стали нападать на нас. Даже прошли в некоторых городах Конфедерации митинги протеста с требованием прикрыть нашу контору. Но к подобным шествиям интерес просыпался разве что у тех же газет. Простые граждане слишком мало знали о нашей работе, чтобы делать свои выводы. Но чем меньше обращали на нас внимание обыкновенные люди, тем больше распалялись газетенки.
Они называли солдат Чистки по-разному: бездушными убийцами, мясниками, кровожадными чудовищами и прочей ерундой. Лично я не обращал внимания на все эти прозвища. Хотя, если честно признаться, мне нравилось, как называли нас иногда члены Совета: «Бойцы невидимого фронта». Это звучало гордо и впечатляюще, даже вкупе с убийцами. Но к концу десятой годовщины существования Чистки газетам удалось склонить простых граждан на свою сторону. Теперь и простые обыватели недолюбливали и презирали нас. А за что, собственно?! За свое из года в год увеличивающееся благосостояние?.. Так ведь за это благодарить надо!
Глава 2
Шеф, как обычно, прислал посыльного. Я еще спал, когда раздался звонок в дверь. Моя рука скользнула к прикроватной тумбочке и нащупала часы. Еще было только половина пятого, и я сразу понял, кто в такую рань может нас с Катариной беспокоить. Наверное, намечалась срочная Чистка. Я встал, лениво потянулся и, накрыв одеялом Катарину, подошел к двери. Открывать мне не хотелось, но выбор в этой ситуации оставался не за мной.
Как я и предполагал, за дверью оказался посыльный — новобранец из школы, который и в чистке-то ни разу не был. Я презрительно глянул на его безукоризненно выглаженную форму. Этот идиот, видимо, еще до конца не понял, где служит. Надеть форму при выходе в город… Мы уже года три как старались избегать подобного. Но каждый, как говорится, познает мир своим лбом.
— Майор Селий? — поинтересовался новобранец.
— Он самый. — Я лениво потер правый глаз, который почему-то ни с того ни с сего зачесался. — Что надо? — задал я риторический вопрос, хотя ответ и без того был очевиден.
— Вам пакет, — произнес посыльный и протянул запечатанный конверт с грифом «По прочтении уничтожить». — Прошу, распишитесь в получении.
Вслед за конвертом новобранец протянул мне канцелярский бланк с проставленной галкой. Я начертал свой автограф в указанном месте и захлопнул перед новобранцем дверь. Он и козырнуть не успел.
Я прошел с конвертом в туалет и, закрывшись, вскрыл печать. Внутри было только предписание прибыть на базу и о прибытии доложить шефу.
— Столько секретности из обыкновенного предписания, — зло пробурчал я, бросив смятую бумагу в урну. Уничтожать канцелярскую писанину смысла не было.
Шеф частенько пользовался секретным грифом в абсолютно рядовых ситуациях. Он почему-то любил баловать свой снобизм.
Я тихо вышел из туалета и стал быстро одеваться. Но на этот раз мне не удалось исчезнуть незаметно. Катарина, оказывается, не спала с самого того момента, когда посыльный позвонил в дверь. Она лежала и потихоньку смотрела, как я одеваюсь. Чертовка. Я уже подошел к двери, собираясь, по своему обыкновению, тихо удалиться, когда она вдруг спросила:
— Может, на этот раз все же попрощаешься? Изобразив на лице виноватую улыбку, я повернулся к Катарине и развел руки в стороны. Этот жест выражал и раскаяние, и всю мою любовь к ней.
— Не знаешь, почему мне, дураку, показалось, что ты спишь? — поинтересовался я у Катарины, присаживаясь на край кровати.
— Потому что ты не смотришь на меня, когда уходишь, — тоном капризного ребенка ответила она. — Ты не любишь меня!
Я улыбнулся и нежно провел рукой по шелковистым волосам Катарины. Она уже давно не красила их ни в синий, ни в красный, ни в другие новомодные. цвета. И в своем естественном виде они выглядели великолепно. Вообще, что мне больше всего нравилось в Катарине — это ее длинные струящиеся пронзительно черные волосы и глаза. Но особенно глаза. Такие круглые и большие, настолько нежные и притягательные, насколько и таинственные. Казалось, будто там целый мир — непонятный и чарующий — целая неизведанная Вселенная. И сейчас эти большие круглые глаза с некоторой обидой смотрели на меня. Я наклонился и поцеловал сначала один, а затем второй. И сердце мое опять учащенно забилось в груди.
— Прикрой глазки, нехорошая, — с нежностью пожурил я Катарину и кончиком пальца щелкнул ее по носу. — Не своди меня с ума перед уходом.
Одним рывком Ката обняла меня и уткнулась своей маленькой головкой в мою грудь.
— А ты и не уходи, — по привычке нашла она простое для себя решение.
У нее всегда получалось все просто. Вот бы и мне так… Но нет, мою душу и мое тело крепкими калеными клещами держал контракт с Чисткой. И могу точно сказать, куда до него дьяволу с его хваленой кровавой подписью. Всю жизнь убивая, теперь я просто не мог ничего другого делать. Пенсия… Я ждал ее с нетерпением и страхом. Больше даже со страхом. Катарина, конечно, ни о чем таком не подозревала, и я всеми силами пытался оставить ее в розовом неведении, убеждая в том, что через пять лет уже все закончится. Ой ли! И сейчас все повторилось по старому сценарию.
— Я должен идти… У меня контракт, — произнес я, сжав маленькую головку Катарины в своих ладонях и пристально посмотрев ей в глаза. — Ты потерпи еще немножко. Осталось уже совсем ничего — всего пять лет. А затем мы останемся с тобой вдвоем. — На секунду я задумался. — Нет, не вдвоем. Мы родим себе маленького малыша, даже трех и переселимся куда-нибудь подальше от людей и от Чистки. Хорошо?
На глазах у Катарины показались слезы. Она кивнула в знак согласия и вдруг поцеловала меня крепко-крепко, так, что все поплыло перед моими глазами. Она всегда любила делать это неожиданно, как сейчас… От ее ласк я потерял и голову, и всякое ощущение времени. А Чистка?.. Да пропади она пропадом! Я забыл и про нее. Мы занимались любовью почти полчаса, и все это время вокруг нас ничего больше не существовало, только пружинистая постель, прохладные простыни и наши разгоряченные тела.
Когда все закончилось, я еще минут десять отлеживался. и лишь затем принялся торопливо одеваться. Катарина молчала. Я тоже ничего не говорил. Все было сказано в тех мгновениях любви, которые мы подарили друг другу всего десять минут назад. Только когда я оделся и подошел поцеловать Катарину на прощанье, она тихо попросила:
— Ты только вернись, хорошо?
— Хорошо, — пообещал я и, поцеловав Катарину, вышел из нашей маленькой квартирки. Знали бы вы, как тяжело мне было это сделать.
Я спустился по лестничному проему старого многоквартирного дома и вышел в захламленный ржавеющим железом двор. Да, мы жили в не самом комфортабельном районе. Я уже давно подумывал переселиться отсюда, но страсть Каты к покупкам поглощала все наши денежные ресурсы. Правда, из последней чистки мне удалось кое-что прихватить. Я собирался это продать, и очень дорого. Как раз сегодня мне должны были позвонить, но почему-то не позвонили. Видно, Катарине придется провести в этом месте еще некоторое время. Ката… Господи, как мне трудно было перестать думать о ней, о тех недавних тридцати минутах счастья.