— Ну-ну, — подбодрил я его.
— Умники спецы назвали эту машину дезинфектором. Каары использовали ее для ликвидации отходов. Но наши специалисты нашли более нужное применение.
Дезинфектор способен предать забвению любую форму жизни…
— Ты хочешь сказать, — перебил я шефа, — что мне в голову вживят некие электроды и я до конца своих дней останусь полумашиной?!
— Нет, только на десять дней. Операция совсем не сложная и практически не ощутима для человека. Семь дней ты проведешь в полете и три на планете. Затем, «электроды», как ты это называешь, распадутся на составные элементы без какого-либо вреда для твоего организма. Конечно, я мог бы подобрать для этой роли кого-нибудь другого… Но лучше тебя никого нет. Ты лучший в Чистке. — Шеф перешел на томный шепот, уговаривая меня, словно девку в баре: — Эта Чистка для тебя, Селий. Если кто и справится с НИМИ, то лишь ты. Подумай, неужели тебе не хочется надрать ИМ задницу? А ведь ты сможешь. На этот раз у тебя будет внезапность удара…
Я продолжал слушать шефа, хотя в душе почти сразу согласился взяться за эту чистку. А что мне еще оставалось делать? За дверью стоял Волат и, если бы не согласился я, заманчивое предложение стать героем самой крутой чистки принял бы он. Природа сама вывела на первое место закон выживания сильнейшего. И если одна форма жизни вытесняет другую, то, значит, так и нужно. Я начал выяснять у шефа диапазон применения дезинфектора, его боевые характеристики и еще разные мелочи, думая о том, как мне все преподнести это Катарине. Вот уж действительно была проблема.
Глава 6
Домой я не пошел, а просто взял лист бумаги и написал Катарине записку, где попросил у нее прощения и еще раз напомнил, что ЭТО В ПОСЛЕДНИЙ РАЗ.
Аргумент, конечно, был маловесомый, если не сказать идиотский, но, за неимением лучшего, сгодился и этот. Катарина должна была понять меня и простить. Ведь с запиской я также отправил ей маленькое обручальное колечко и солидную сумму наличных, необходимых для подготовки к свадьбе. И конечно же, получив все это, об остальном Катарина просто забудет. Я буквально видел ее сияющее счастьем лицо…
Операцию мне сделали здесь же, в нашем внутреннем госпитале. В принципе это и операцией-то нельзя было назвать. Меня, даже не усыпляя, положили на хирургический стол, сделали укол под бровь. И все! Потом нестерпимо зачесался мой. глаз у той брови, а затем страшная боль, будто тисками, сдавила мою голову. Лица врачей, да и вся реальность вдруг стали куда-то проваливаться.
Нет, я продолжал все видеть, только мое восприятие окружающего пространства начало непонятным образом меняться. Помню, принесли какой-то шлем и надели мне на голову. Дальше началось еще что-то более непонятное. Из шлема, в области висков, выдвинулись странные штуковины и, словно живые, присосались к моей голове. Я начал чувствовать себя кормом для какого-то паразита. Уж ощущение, во всяком случае, было похожим. Я чувствовал, как эти штуки в области висков впиваются мне в голову, проходят под кожу и проникают прямо в мозг. Но с этим проникновением понемногу отступала мучившая меня боль. Все происходящее начало походить на некий странный, немного пугающий сон, хотя я в то же время точно знал, что не сплю. Не знаю, сколько прошло времени, но вдруг мое сознание резко прояснилось. Лица врачей стали не такими расплывчатыми, боль полностью отступила, и я почувствовал себя так хорошо, как если бы после недели изнурительного бодрствования мне, наконец, удалось выспаться. К моему лицу наклонился один из врачей.
— Как вы себя чувствуете? — вежливо поинтересовался он.
— Хорошо чувствую, — ответил я и попытался повернуть голову. Но что-то мешало мне. Ощущение было таким, будто мешала сама голова. Мне показалось, что она стала на целый порядок больше, словно раздулась, как воздушный шар.
— Ничего, — тут же успокоил меня доктор, — полежите еще немного и постарайтесь не шевелиться. Через пару минут вы привыкнете к новым ощущениям.
— Операция прошла успешно? — спросил я. Доктор широко улыбнулся, и до меня, наконец, дошло, что он уже без стерильной повязки. Да и, кажется, его ассистентов рядом не было. Точно я не мог выяснить, так как старался не поворачивать головы.
— Да, — подтвердил доктор, — операция прошла успешно… Сожалею, вам пришлось немного пострадать от боли, но мы не могли вас усыпить. Ваше сознание должно было все время бодрствовать.
— Который сейчас час? — поинтересовался я. Доктор посмотрел куда-то в сторону.
— Уже пятнадцать минут восьмого. Операция длилась чуть больше двух часов.
Хотя мы работали меньше двадцати минут. Все остальное делали введенный вам под глаз микроорганизм и шлем. Он сейчас у вас на голове.
— Но я ничего там не чувствую, — удивился я.
— Так и должно быть, — вновь улыбнувшись, ответил доктор. — Вы не ощущаете шлема, как такового. Он стал как бы частью вашей головы. Попробуйте еще раз посмотреть направо, затем налево.
Я аккуратно повернул голову сначала в один бок, потом в другой. Уже ничего мне не мешало, только еще присутствовало некое едва уловимое чувство, будто голова стала немного больше и, кажется, чуть тяжелее.
— Ну как? — поинтересовался доктор.
— Да вроде все хорошо, — не совсем уверенно ответил я.
— Хотите встать или еще полежите? — спросил врач. — Решать должны вы сами.
Полагайтесь на свои ощущения, пусть даже они будут казаться вам немного необычными и новыми. Вы должны довериться своему телу.
— Пожалуй, буду подниматься, — произнес я. Но какая-то непонятная тревога одолевала меня. Что-то было не так с моим телом. Я рывком сел на операционном столе, и вдруг тревога резко усилилась, перерастая в панический страх. В моем теле действительно чего-то не хватало. Я попытался следовать совету доктора и довериться своему телу, но от этого мне стало только хуже. Неприятная, резкая боль вдруг пронзила мою левую руку. Я взревел, словно взбешенный медведь, и в одно мгновение спрыгнул со стола. В операционную вбежали несколько врачей и шеф. Они принялись что-то кричать мне, успокаивать, но я их не слушал. Боль в левой руке становилась все более невыносимой, а мой страх перерастал уже в ярость.
— Что вы сделали?! — впадая в бешенство, проревел я на хлопотавших вокруг меня врачей и санитаров. — Где моя рука?!
На меня набросились сразу несколько человек и попытались уложить на операционный стол. Кто-то из них старался вразумить меня словами, кто-то силой.
Но я уже слишком разъярился… и совсем не хотел подчиняться. Мне что-то отрезали от левой руки! Я еще точно не знал что и от этого злился еще больше.
Меня держали за руки, но ноги мои оставались свободными. И я незамедлительно пустил их в дело. Моя пятка резко ударила по ступне правого санитара. Он вскрикнул и ослабил свою хватку. Локтем освободившейся руки я нанес ему сокрушительный удар в челюсть, а затем быстро развернулся к левому противнику. Он был слишком напуган, чтобы оказать мне какое-либо действенное сопротивление. Неуловимо быстро я запустил свою руку ему за шею и резко рванул его голову на себя и вниз, одновременно нанося удар коленом по лицу. Хруст переносицы врага и его вопль слились для меня в одну приятную мелодию.
Освободив и левую руку, я произвел быстрый контрзахват и локтем по шее добил нерасторопного санитара. Он свалился мне под ноги и больше не шевелился. Теперь я был полностью свободен. Ко мне бросился шеф. Но я был слишком разъярен, чтобы об этом думать. Мне уже было полностью наплевать на субординацию. Я не позволял себя ни калечить, ни резать, и не собирался этого прощать — никому! Пусть хоть сами члены Совета явятся сюда.
Шефа я встретил прямым ударом ноги. Его тело перевернулось в воздухе и безвольным комом рухнуло на пол. Оставшиеся в чувстве врачи и тот доктор, который минуту назад разговаривал со мной, испуганно пятились от меня к выходу.
Возиться с ними не хотелось. Правой рукой я сжимал свое левое запястье и с округлившимися от ужаса глазами смотрел на кисть. Боль была невыносимой и какой-то непонятной. Но хуже этого было то, что я все еще никак не мог понять, что же мне отрезали. И от этого непрерывно возрастали мои страх и ярость. Я видел свою левую кисть и пять пальцев на ней… И меня начала пронимать дрожь.