День клонился к закату. Красноватый песок и длинные черные тени как декорации фантастического фильма обрушивали свою тревогу на душу Шерехова, который тщательно вязал узел галстука, готовясь к финальной части своего плана. Да, сегодня должна решиться судьба всех долгих приготовлений. Каким будет этот заключительный аккорд? Сомнения с новой силой поднимались непреодолимым желанием отменить встречу с Чичак… Но надо! Надо!
Шерехов аккуратно сложил паранджу, положил ее в атташе-кейс, щелкнул замками – она пригодиться ему при заходе на женскую половину конспиративной квартиры, расположенном в богатом особняке ректора местного теологического университета. Хозяина этого особняка Шерехов привлек к сотрудничеству под «чужим флагом», выдав себя за иранца-шиита, верного последователя имама Хомейни, зная заранее, по наводке о жгучем желании ректора порвать с опостылевшим ему ханифитским мазхабом суннитского толка. Слабое знание арабского языка и почти полное незнание языка фарси майором Шереховым никак не насторожило профессора, так как язык фарси профессор знал еще хуже, но всей душой принимал Шерехова за иранца, так как последний никак не мог быть арабом с таким жутким произношением горлового звука «каф». Да, «каф» Шерехову действительно не давался, да и где взяться этой способности к горловым звукам, если плавные, широкие песни родного Бердянска не оставляли юному Мише Шерехову никаких сомнений, что в этом большом прекрасном мире нет места другим звукам и другим языкам, а тем более такому варварскому как арабский…
Но судьба распорядилась иначе – папа смог устроить сына только в Институт стран Азии и Африки, и Мишина молодость была загублена сиро-ливанским диалектом.
Но как бы там ни было, ректор работал с Шереховым активно и с желанием, собирая для майора наводки на своих студентов и передав треть своего особняка под конспиративную квартиру и сейчас майор Шерехов выходил на проверочный маршрут, имея окончательной целью этот двухэтажный особняк на кривой улочке в западной части столицы Обдурмана.
Сумерки быстро сгущались, и Шерехов с трудом угадывал в неясных тенях разведчиков "НН", которых темнота заставила работать Секретно вплотную. В ответ на это Шерехов стал грубо проверяться – это дало положительный эффект – двое из бригады не выдержали строгого в упор взгляда майора и растаяли в быстро сгущавшихся сумерках.
Дойдя до места отрыва, Шерехов ногой толкнул стеклянные двери турецких бань и, не раздеваясь, через парную прошел в бар, а оттуда через боковой выход на глухую узкую улочку, куда свет даже днем проникал с трудом, а ночью впору было открывать фотолабораторию. Шерехов отсчитал вправо двести пятнадцать шагов, повернул налево, наугад перепрыгнул через арык с помоями и, зайдя за стену бокового дома, включил фонарь. Идти стало легче и, спустя полчаса Шерехов был на месте.
Ночь вступила в свои права, опустив звездный полог над усталой раскаленной за день пустыней. Над горизонтом, угадываемом в едва уловимой смене сочно фиолетово-черных красок, вставала луна, припудрив золотым светом верхушки барханов, застывшими волнами накатывающихся на спящую столицу Обдурмана. Подойдя к традиционно низкой калитке, Шерехов дважды условно поскреб по шершавой поверхности дувала. Дверь почти бесшумно открылась и, пригнувшись, майор шагнул в черный проем. В темноте сквозь широкие листья инжира светились окна дома, путеводным маяком указывая проход к парадному входу. Хорошо отработанным жестом завсегдатая ресторанов Шерехов протянул влево руку, безошибочно найдя широко оттопыренный в его сторону карман слуги. Золотой динар тускло блеснул в темноте. Калитка закрылась и Шерехов, стараясь ступать как можно тише, раздвигая низкие ветки инжира, направился к дому.
К встрече все было готово – на восточном ковре дымился плов, лепешки вавилонской башней возвышались на белой скатерти и аппетитные фрукты дополняли этот восточный колорит. После долгих приветствий и похвал всевышнему Шерехов рассказал хозяину, как обстоят дела у Хомейни, как дела в Куме и Реште, каковы цены на базарах Тегерана и каковы стратегические планы руководства в борьбе с этим безбожниками-иракцами. Шерехов не скрывал ничего, что он смог почерпнуть из материалов ТАСС, регулярно поступающих в советское посольство, и хозяин был счастлив, что приобщился к событиям в стране истинно правоверных мусульман. Сделав омовение, сели обедать. Ели молча, как принято на Востоке и ближе к полуночи с трапезой было закончено. Затем был традиционный кальян и, наконец, усталый, но довольный встречей ректор оставил Шерехова наедине со своим желанием решить сегодня ночью все свои проблемы.