Мой экскурсовод подозвал старика в галабее, сунул ему деньги, которые тот быстро спрятал к себе в карман. Поняв, что нам нужно, он открыл массивную деревянную дверь, и мы медленно поднялись на знаменитый минарет. От всех остальных минаретов Каира он отличается тем, что имеет наружную лестницу в форме спирали, которая как бы обвивает его тело.
По легенде, идея построить такую лестницу пришла ибн-Тулуну тогда, когда он вертел вокруг пальца длинную полоску бумаги, сворачивая ее в спираль. Мы поднялись на самый верх и начали осматривать город с высоты птичьего полета. Новые горизонты открываются перед взором по мере восхождения на вершины гор, продвижения по служебной лестнице. Двигаться вверх — естественное желание туриста, разведчика, дипломата.
Много минаретов в Каире, разнятся они по высоте и форме. Но у всех у них в XX веке появилась одна общая черта — они все радиофицированы. Муэдзинам уже не надо забираться на самый верх, чтобы пять раз в день призывать верующих к молитве. А ведь в прошлом, перед тем как протяжно пропеть азан — призыв к молитве, — муэдзин зажигал лампу на высокой мачте, прикрепленной к концу минарета. Световой сигнал означал призыв к началу молитвы. И еще один признак цивилизации: если в средневековье на должность муэдзинов подбирались, как правило, слепые, чтобы они не могли видеть женщин, спавших летом на крышах, то теперь муэдзины зрячие.
С высоты минарета мы увидели, как к мечети подъехали автобусы и во двор вошла (точнее сказать, ввалилась) большая группа туристов. Благостная тишина оказалась нарушенной шумом, гамом, щелканьем фотоаппаратов. Штатные гиды начали свои заученные лекции об истории мечети, а мы решили посетить еще одно историческое место, самый знаменитый базар в Каире — Хан эль-Халили. Первое упоминание о нем появилось еще в XIII веке. Базар был назван в честь султана аль-Ашрафа Халиля. Рынок из-за своей экзотичности и обилия изделий местных умельцев-ремесленников был магнитом для туристов и насосом для выкачивания денег из карманов дипломатов. Кольца, серьги, кулоны из драгоценных камней, чеканка серебром по медным тарелкам, кувшины, массивные подсвечники, кальяны.
Заканчивающие свою командировку советские командированные покупали в качестве презента своим знакомым кожаные кошельки, сумки, коврики, фигурки верблюдов и даже монеты разных эпох от Птоломея до короля Фарука — для высокого руководства, увлекающегося нумизматикой.
Наши совместные поездки по мечетям Каира постепенно переросли в личную дружбу. «Чистый» второй секретарь (кстати, ставший затем послом) как-то сказал:
— Лев! У меня есть один хороший знакомый…
— Служка в мечети, который открывает дверь в минарет?
— Нет, он работает в одной экспортно-импортной конторе.
— Ты же знаешь, что экспорт-импорт, дебет-кредит, торговля меня не интересует. Мне что-нибудь «погорячее», поинтереснее, например, о политике США.
Мне не надо было темнить перед специалистом по мечетям. Вся наша резидентура в то время работала в одной комнате, и всяк туда входящий невольно раскрывал свою принадлежность к «конторе».
— Мой знакомый не только торговец, он хорошо разбирается в политике, иногда в разговоре выплескивает интересную информацию, после чего как-то выжидательно смотрит на меня. Создается впечатление, что он хочет получить за нее денежный эквивалент, а у меня нет желания платить ему из своего кармана. У тебя же такая возможность есть.
— Хорошо, отобедаем в скромном ресторане.
Сотрудник экспорт-импортной компании (я ему присвоил псевдоним «Тулун») оказался действительно эрудированным человеком, имеющим хорошие связи в различных министерствах. Его информация, где были крупицы конкретных фактов и данных, была сильно разбавлена его собственными оценками, что создавало трудности при написании письменного отчета. «Тулун» позиции любого государства, любого политического деятеля объяснял практикой господствующего класса, коим являлась, по его мнению, буржуазия, которая делилась на финансовую, промышленную, сельскохозяйственную, военную.
В Египте, по его оценке, местная буржуазия заняла господствующее положение в государственном аппарате, средствах массовой информации и даже в искусстве. Организованного класса рабочих и крестьян в стране нет.
«Люмпен-интеллигент, неомарксист», — подумалось мне, когда я выслушивал разглагольствования «Тулуна» в ходе очередной беседы и, не выдержав, спросил его:
— А к какому классу вы относите советских дипломатов?
— Буржуазные элементы, не производящие никаких материальных ценностей.