— Почему ты так считаешь?
— В Сирии созрел урожай хлопка, и ей экономически невыгодно начинать широкие боевые действия, пока не закончится уборочная страда (?!?).
Такой предельно наивный аргумент привел меня в бешенство.
— Ну, вот что! Или ты сейчас же с грифом «срочно» направишь телеграмму в Москву или…
— Что или?
— Или я возьму у палестинцев пистолет и под его дулом все-таки заставлю тебя проинформировать Центр.
— Ты что, серьезно или шутишь?
— Какие, к чертовой матери, тут могут быть шутки? Своевременное уведомление о надвигающейся войне — твоя святая обязанность информатора. О судьбе же урожая хлопка пусть заботится наше торгпредство в Дамаске.
В результате жаркого спора телеграмма все же ушла в Центр.
Я получил огромное удовлетворение, когда последующие события подтвердили прогноз палестинских источников. Но с горечью узнал потом, во что обошлась СССР эта война, сколько потребовалось средств и усилий для ее прекращения.
Хорошо, что диктофон фиксирует речь, а не мысли.
— Кроме Ясира Арафата, с кем вы еще поддерживали контакт? — прервал мою минутную задумчивость следующий вопрос интервьюера.
— Со всеми палестинцами, кто считал СССР своим союзником. Контакты — слишком короткое и официальное слово, оно не вмещает всех нюансов отношений между носителями и получателем информации — от личной дружбы до сухих протокольных визитов. Достигнутая доверительность приводила порой к неожиданным поворотам. Как-то раз член ЦК ФАТХ при обсуждении вопроса о положении в Иране неожиданно предложил мне организовать встречу с имамом Хомейни, который в то время проживал в эмиграции недалеко от Парижа.
— Спасибо, но такая встреча может стать известной французским властям, и они устроят шум в прессе: почему какой-то советник посольства СССР в Ливане приехал на свидание с иранским духовным лицом?
— Твое дело — добраться до Парижа, а остальное, включая доставку к Хомейни и сохранение тайны встречи, мы берем на себя.
Весьма заманчивое предложение (палестинцы хорошо разбирались в иранских событиях и давали подробную информацию о них), но ведь нельзя «объять необъятное» и стать экспертом и по странам Среднего Востока тоже. Центр «замотал», можно сказать, похерил идею встречи, отнесся индифферентно к предложению моего палестинского друга. То ли я не был авторитетной фигурой для ведения диалога на таком уровне, то ли Центру не хотелось составлять тезисы для беседы с имамом Хомейни, то ли в Москве не верили в его победоносное возвращение в Иран. Центр — жираф, ему сверху все видно. Американцы, наоборот, поверили в будущее имама и направили в Париж бывшего министра юстиции Кларка. В интервью этот эпизод помещать не надо.
Реминисценции подобного рода для читателей газеты не интересны. Скорее, они подошли бы к главе книги: «Неиспользованные возможности внешней разведки». Только никто никогда такую книгу не напишет.
— Прошу задать следующий вопрос по теме.
— Вопрос простой: что нужно сделать, чтобы на древней земле филистимлян был мир?
Молодец, корреспондент: усвоил сказанное ранее!
— Ответ тоже простой: создать из палестинской автономии независимое палестинское государство, вернуть Сирии Голанские высоты и окончательно разобраться со статусом Иерусалима. Юридическое обоснование имеется: это многочисленные решения и резолюции ООН. Остальное на совести настоящих и будущих политиков.
— Пленка кончилась. Спасибо! Вопросов больше не будет.
— «Мы ваши слуги» — так обычно отвечают на востоке в конце беседы. На «посошок» предлагаю рюмочку коньяка с лимоном. Вы и я это вполне заслужили. Отказываться нельзя — можно обидеть хозяина.
Выпили, закусили, немного помолчали. Потом профессиональная привычка газетчика выудить еще какое-нибудь интересное, дополнение к сказанному, взяла верх.
— Расскажите о гражданской войне в Ливане.
— Война была длительная, изнурительная, со многими потерями в живой силе и разрушениями жилых кварталов Бейрута, особенно вдоль линии разграничения между христианскими и мусульманскими районами. Война не была непрерывной, она то вспыхивала, то наступало затишье, перемирие. Из-за ее длительности жители Бейрута, да и иностранцы привыкли к перманентной напряженности, перестали обращать внимание на автоматные очереди и разрывы мин. Жена как-то будит меня ночью и трагически шепчет:
— Слышишь, стреляют где-то рядом.
— Пусть стреляют, мне завтра надо рано вставать!
— Но ведь могут попасть в наш дом!
— На все воля Аллаха, милостивого и справедливого!