— Господа, похоже, моя жена кой-то веки раз оказалась права! На этом острове действительно есть жуткий маньяк, ворующий помаду — и я даже знаю, кто это!
Глэдис возмущенно вскинула голову. Что это за «кой-то веки раз»?! Она всегда в конце концов оказывается права! Ну… почти всегда… И тут до нее дошло — ее муж, ее собственный муж, оказывается, знаком с маньяком!!! И скрывал это от нее! И от всех!
— Давайте проведем маленький следственный эксперимент! — продолжал Джек, вскакивая и направляясь к письменному столу. — Думаю, минут пятнадцати-двадцати хватит! Я, конечно, ничего не обещаю, но чем черт не шутит! Глэдис, сядь! Вон туда, в мое кресло! И тихо — все тихо!
Пораженная его странным поведением, она, ни слова не говоря, села, куда было велено. Еще несколько секунд — и Джек с довольной ухмылкой плюхнулся в кресло напротив нее.
— Вот так! Теперь подождем!
— Вы хотите сказать?… — неожиданно встрепенулся Симпсон.
— Вот именно!
Лэнгфорд попытался шевельнуться и что-то спросить — на
него зашикали уже двое!
— Тише! И не смотрите в ту сторону! Спугнете!
Только теперь Глэдис дошло — кажется, они думают, что сейчас сюда явится этот самый маньяк! И хотят сделать вид, что не заметили его — а потом быстро схватить и арестовать!
— А он кто? Он опять с балкона залезет, да? У него пистолет будет? — не выдержала она. Ну почему они уже все всё знают — а она до сих пор нет?!
Джек оторопело посмотрел на нее, словно только сейчас вспомнив об ее существовании, и быстро сказал:
— Слушай, ты можешь сделать для меня одно доброе дело?
— Какое?!
— Закрой глаза и медленно, вслух, посчитай до ста!
— Зачем?!!
— Это очень важно! Я тебе потом объясню!
— Да, миссис Четтерсон, это очень важно! — подтвердил, мгновенно сориентировавшись, Симпсон, которого Джек незаметно под столом пнул ногой. — От этого сейчас многое зависит!
Смысл столь странного задания оставался для Глэдис по-прежнему неясным, но — раз уж так просят! — она честно закрыла глаза и принялась за дело:
— Один, два, три…
Глаза ее были плотно зажмурены, и она не могла видеть, как со шкафа осторожно свесилась ушастая голова с темной «шапочкой» и горящими зеленым огнем глазами.
— … шестнадцать, семнадцать…
Убедившись, что на него никто не смотрит, Панч бесшумно соскочил вниз, вдоль стенки пробежал к столу и запрыгнул на него. Опасливо оглянулся и замер, в любую секунду готовый пуститься наутек — но то, соблазнительное и блестящее, что он углядел сверху, тянуло его к себе с неодолимой силой.
— … тридцать четыре, тридцать пять, тридцать шесть…
С независимым видом, высоко задрав хвост — пусть все видят, что он здесь просто гуляет! — кот прошелся взад-вперед по столу, постепенно приближаясь к заманчиво блестевшим футлярчикам. Подобрался вплотную… ткнул один из них лапой, покатал… — воровато покосившись на людей, схватил помаду зубами и одним прыжком снова взлетел на шкаф! Оттуда донеслись шорохи… постукивания, и вдруг — отчетливый шелестящий звук, словно что-то маленькое скользнуло по задней стенке!
— … восемьдесят семь…
И в этот миг все трое мужчин с воплем: — Бинго! — сорвались с места и кинулись к шкафу.
Решив, что настал его последний час, перепуганный Панч в головокружительном прыжке пролетел над их головами и, прижав уши, понесся в спальню — но им было не до кота.
С громким: — На счет три! Начали! Раз, два, три-и!!! — они ухватились за шкаф и выволокли его из ниши, где, судя по количеству обнаружившегося за ним мусора, он стоял с момента основания отеля. Но, кроме мусора, там было и кое-что еще — в пыли, среди скомканных бумажек, пивных крышечек и дохлых бабочек, отсвечивали перламутровым блеском четыре тюбика помады, на одном из которых, взяв его в руки, Лэнгфорд смог различить изящную надпись «Рассвет орхидеи».
ГЛАВА ПЯТНАДЦАТАЯ
Перед уходом Лэнгфорд и Симпсон долго прощались, пожимали Джеку руку, хлопали его по плечу и желали хорошего отпуска. Вид у обоих был чрезвычайно довольный.
— А зачем тебе нужно было, чтобы я считала до ста? — спросила Глэдис, стоило им выйти за дверь.
К тому времени она уже поняла, что никакого второго маньяка на самом деле не было, а помаду у нее воровал Панч, но эта странная просьба так и оставалась для нее загадкой. А спрашивать при людях было неудобно — еще подумают, что она совсем уж ничего не соображает!