После нашего разговора в шкафу Эндрю немного притих. Ирония от меня, конечно же, не ускользнула. К счастью, он не стал прессовать, а ласково улыбался и слишком старался исправить мое настроение, примерно так же, как кто — то балует собаку, которую до этого очень больно пнул.
И здесь ирония от меня не ускользнула.
— Выпить? — спросил он. Я кивнул, он отправился к бару, а мне выпало искать для нас столик. Вернулся он с двумя бутылками пива и одну вручил мне. — Я задал тебе кучу вопросов, а про предпочтения в выпивке — нет.
— Подойдет, — сказал я. — Отличный выбор.
Бар заполнялся, становясь все оживленней и громче. Мы болтали о всякой ерунде: где бывали, кем хотели стать в детстве, о самых постыдных моментах, о любимых и ненавидимых предметах в школе, первой влюбленности, первом поцелуе. После третьей бутылки мне почти удалось вычеркнуть из памяти, для чего мы сюда завалились. Пока Эндрю не бросил взгляд за мое плечо, глаза его не округлились, а сам он не побледнел.
Я придвинулся ближе и положил руку ему на талию.
— Эли здесь? — тихо прошептал я ему на ухо и скорее ощутил, чем увидел, его кивок. — Он нас видел?
Я чувствовал, как опускалась и вздымалась грудь Эндрю, а потом он кивнул.
— Да. Сейчас.
— Хорошо, — произнес я, откидываясь назад и улыбаясь. — Именно этого мы и хотели.
Он посмотрел на меня взором, который я не смог прочитать. Страх? Неуверенность? Сожаление?
Все еще держа его за руку, я наклонился и зашептал ему на ухо:
— Мечтаю узнать, в каких еще местах тебя окрашивает румянец.
Он загоготал и, как и предполагалось, покраснел. Собственно, это и было моей целью.
— Господи, — пробормотал он, отхлебнув пива.
Я ухмыльнулся. Идеальная реакция. Если уж не для членоголового бывшего бойфренда, то для меня. Я и не осознавал, что у меня имелся «пунктик» на пунцовеющих парней.
Я не осознавал, что у меня появлялся «пунктик» на Эндрю.
Конечно, мое отношение к нему отличалось от отношения к другим клиентам, но только из — за того, что мы хорошо ладили. Или я убеждал себя в этом? Я не заморачивался до тех пор, пока позади нас не нарисовался парень, видеть которого до сих пор мне не доводилось, и меня как громом шарахнуло…
У меня были чувства к Эндрю.
Я не знал, чего хотел. Но не сомневался в одном: я не хотел, чтоб Эндрю помирился с Эли. На самом деле я не хотел, чтоб они даже просто поговорили.
Я провалил свою работу. Ну, вообще — то не совсем правда. Я влиял на свою работу ради личной выгоды — что еще хуже.
— Что мне делать? — спросил он.
Я собирался сказать ему идти к бару. Дать Эли возможность вступить в контакт. Но потом Эндрю положит руку мне на грудь… и это прикосновение, это тепло изменили все.
— Мы выжидаем, — прошептал я ему на ухо. Я чувствовал аромат его одеколона, чувствовал жар его тела. Что невероятно будоражило, и мне едва удавалось говорить. — Мы заставим его ревновать. Заставим понять, от чего он ушел.
Эндрю с придыханием горячо проговорил мне в ухо:
— Он смотрит.
Господи, голова закружилась, сердце загромыхало в груди.
— Хорошо, — пробормотал я. И ведь было хорошо. Мне хотелось, чтоб Эли смотрел. Мне хотелось обвить Эндрю рукой за шею и поцеловать. Черт, мне хотелось целовать его, пока он не забудет свое имя. Мне хотелось сделать даже больше. Я ни капельки не солгал насчет желания посмотреть, докуда спускается его румянец.
— Мы уходим или остаемся? — пролепетал он мне в ухо.
Я не знал. Впервые с момента начала этой халтуры я понятия не имел, что делать. Я осознавал, что мы должны остаться, осознавал, что обязан спровоцировать контакт для своего клиента, но не был готов к завершению дела.
Боже, голова была забита совершенно не тем. И рулил ей точно не разум. Я натурально пребывал не в состоянии мыслить — в чем заключается суть всех шуток про мужчин — геев — но решение принималось не только членом. Мое глупое сердце умудрилось рассказать о многом. К сожалению, мой глупый мозг обнаружен не был.
— Пошли отсюда.
Я взял его за руку и повел по бару. Тогда — то и заметил Эли: он ничем не отличался от увиденного мною на фотках человека. Сомнений не было — он обратил внимание на надетый на мне жилет, потому что прищурился и всматривался в Эндрю.
Выйдя на улицу, я прикладывал усилия не лыбиться, а Эндрю вдруг рассмеялся.
— Видел его лицо?
— Да. — Я распахнул дверь ближайшего такси и придержал для него. Он проскользнул на заднее сиденье, а я присоединился к нему.
— Чем теперь займемся? — спросил он. Мне стало интересно: его воодушевление было спровоцировано достигнутым контактом или из — за того, что отпала причина изображать свидание, или из — за трех бутылок пива? Но его улыбка была прекрасна.