Он медленно кивнул.
– Хорошо. Ты голоден?
– Нет.
Он казался уязвленным и не знал, что ответить.
– Прости, – прошептал я, свесил голову на грудь и глубоко вздохнул. Он стоял неподвижно, дистанция между нами была очевидна. – Понятия не имею, что мне сейчас нужно.
– Лола и Эмилио просто–напросто хотят помочь, – ласково проговорил он. – Не отталкивай их.
– Знаю. – Я повернулся к нему лицом. Он вроде бы готовился уйти.
Он кивнул и, клянусь, сделал небольшой шажок назад.
– Ладно.
– Почему ты уходишь?
– Не ухожу.
– Что в таком случае не так?
Он покачал головой.
– Все так.
– Эндрю, пожалуйста. У меня сейчас нет сил на игры. Если что–то не так, пожалуйста, скажи.
– Я стараюсь не ляпнуть что–нибудь не в тему, – глядя в пол, зашептал он. – Вечно я что–нибудь брякну, особенно в неподходящий момент. Есть у меня склонность все портить, даже самое лучшее. Как, например, чуть раньше...
– Когда чуть раньше?
– В больнице. – Он резко тряхнул головой. – Слушай, сейчас не время для этой беседы. Потому что речь не обо мне. У тебя были ужасные два дня. И тебе со стольким пришлось столкнуться, я даже представить не могу.
«В больнице». Он признался мне в любви, а я промолчал.
– Сейчас самое время. Учитывая, что я почти умер, потом мой брат... – Я сглотнул ком в горле. – Учитывая все это, сейчас самое время.
– Я жду, что ты меня оттолкнешь.
– Что?
– Я подумал, что сказанное мной в больнице... а теперь еще и новости о твоем брате... Не знаю. Жду, что ты посчитаешь, что все это на тебя давит. – Он пожал плечами. – Но мои слова о том, что я тебя люблю, – правда. Я не стану за них извиняться. И, может, тебе нужно их услышать именно сейчас.
Я закрыл глаза и кивнул.
Эндрю продолжил, и его голос надломился:
– Я старался не надеяться на ответные слова, но, видимо, все же надеялся, а это не честно по отношению к тебе. Особенно сейчас.
Я попытался унять свое барабанившее сердце.
– Нет.
Эндрю охнул и нахмурился. Я практически не мог говорить.
– Нет. – Он сделал шаг назад, но я стиснул в кулак его футболку. – Нет. Подожди. Пожалуйста.
Он приподнял мое лицо, и я посмотрел ему в глаза.
– Спэнсер, я не понимаю, что тебе нужно.
– Эндрю, мне нужен ты. Вот и все. Да, мне нужны время и личное пространство, но не отдельно от тебя. Мне нужно, чтоб ты был рядом. Без понятия, как со всем этим справиться, но без тебя я не смогу. – Я нервно выдохнул. – Я не могу... Не могу это сказать. То, что тебе хочется услышать. Мне хотелось бы. Но я не готов. – Эндрю попытался отстраниться, но я все еще держал его за футболку. – Но моя неспособность говорить не означает, что это неправда. Потому что нет ничего важнее сказанного тобой в больнице, – прошептал я.
Эндрю обхватил мое лицо руками.
– Серьезно?
Я едва заметно кивнул. Измученным голосом сказал:
– Пожалуйста, не оставляй меня.
Он нежно меня поцеловал, а потом крепко обнял. Хотелось в нем спрятаться, хотелось, чтоб он никогда меня не отпускал. Благодаря его объятиям я чувствовал, как заживали мои внутренние раны. Я был в замешательстве, потерян и убит горем. Он чмокнул меня в висок.
– Я никуда не уйду.
Молчали мы очень долго. Просто стояли, обнимались, глубоко дышали и исцеляли свои души. Глубоко вдохнув, я пробормотал ему в шею:
– Мой адвокат сказал, что к нему обратился Льюис и попросил выйти со мной на связь. Он сказал, что, кроме меня, никого из семьи у него не осталось.
Он отклонился назад и дотронулся до моего лица.
– Он хочет с тобой поговорить?
– Понятия не имею. Думаю, да. Адвокат пришлет е–мэйл с контактными данными.
Ответил он так, будто я был сделан из стекла.
– Это же хорошо, разве нет?
Останавливая слезы, я заморгал. Меня разрывало в клочья.
– Что если... А что если он опять от меня закроется? А если он решит, что наш отец был прав? А если он пожалеет о разговоре со мной? Эндрю, еще одного раза я не переживу.
Эндрю обнял мое лицо и провел большими пальцами по щекам, словно я был самым большим сокровищем в мире.
– Сначала с ним поговорю я. Узнаю, что он хочет сказать. А потом ты сможешь решить, станешь с ним общаться или нет. А не наоборот. Если хочешь, то есть.
Я кивнул.
– Я хочу с ним поговорить. Но мне страшно.
Эндрю притянул меня к себе, одна рука легла на спину, а вторая гладила по волосам.
– Я буду с тобой.
– Спасибо.
Он провел меня обратно к дивану, прилег и, потянув меня за собой, обнял. Я чувствовал себя спокойным и любимым, и полностью измотанным. Он чмокнул меня в висок, я закрыл глаза и каким–то образом уснул.
Мне снились австралийское лето и празднование на пляже. Но вдруг небо заволокло тучами, а ветер стал холодным. Шестнадцатилетний я бежал по пляжу и выискивал двенадцатилетнего Арчи. Но как бы я ни искал, сколько бы ни кричал его имя, он так и не нашелся.
Эндрю был моим спасательным кругом. Он ничего не говорил, когда я пялился в пустоту. Он не задавал вопросов, когда я проснулся бешеным и расстроенным. Он просто был рядом, чтоб я знал, что не был один. И я не был один. Он нежно меня касался, когда я этого жаждал. Ободряюще улыбался, когда мне было необходимо. Он был вездесущим и при этом не был деспотичным. Он был моими двумя ногами на твердой земле, когда мне начинало казаться, будто я тону в зыбучих песках.
Он взял данный адвокатом номер телефона и набрал Льюису. Подтянув к себе коленки, я сидел в кресле из ротанга и жалел, что мне не хватило сил позвонить самостоятельно.
По правде говоря, сил не было вообще.
– Алло, это Льюис Коэн?... Меня зовут Эндрю Лэндон, я звоню из Америки. Мы можем минуту поговорить?... Я бойфренд Спэнсера... Да, все верно. Утром он общался с адвокатом.
Что говорил Льюис, я слышать не мог. Грыз ноготь большого пальца и жалел, что не улавливал ни слова, но в то же время этому факту радовался.
– Вы должны понять его нерешительность... Да, думаю, да. Хотел убедиться в вашей искренности... Да, знаю... Хорошо, я у него уточню. Подождите секунду... Нет, он здесь. – Эндрю прижал трубку к груди и печально улыбнулся. – Он хочет с тобой поговорить. Не против?
– Он...?
Эндрю зашептал:
– Он плачет. Думаю, поговорить стоит.
«О, боже». Я взял мобильник и сглотнул ком в горле.
– Льюис?
Голос моего брата был таким же, как я помнил. Будто мы ни на день не разлучались.
– Спэнсер? – Он всхлипнул в телефон. – Боже мой, как же я скучал.
Я залился слезами, а Эндрю держал меня за руку.
Я говорил с Льюисом около часа. Разговор перешел от прошедших два дня назад похорон Арчи к воспоминаниям, как мы втроем катались на великах по пляжу Бронте, и девятилетний Арчи не смог заехать на холм. Боже, как же нам надрали зад за мысли, что он сможет за нами угнаться. А когда мне было четырнадцать, за день до похода в цирк мы с Льюисом заставили Арчи смотреть фильм Стивена Кинга “Оно”8.
Да, за это мы тоже огребли по полной.
Я рассказал Льюису о случае, когда трехлетний Арчи вытащил пленку из всех подаренных мне на семилетие кассет. Я измывался над матерью группой “Бэкстрит бойз” и доводил тем самым до нервного срыва, а Арчи на следующий день взял и вытащил все внутренности смазанными веджимайтом руками. Льюис хохотал до упаду.
– А я–то и забыл! – Потом он вздохнул. – Он по–прежнему ел сэндвичи с веджимайтом. – Было понятно, что он вновь боролся со слезами. – Черт, Спэнсер. Все так запутано.
– Знаю.
– Никогда бы не подумал, что такое может случиться. Ни за что бы не подумал, что он наложит на себя руки. Клянусь. Мы разговаривали за день до случившегося, и он был в порядке. – Он опять разрыдался. – Он оставил записку, Спэнсер. Твою мать.