Хелен хмыкнула.
– Знаешь, что мне больше всего в тебе нравится, Спэнсер?
Я оторвал взгляд от шедшего к нам Эндрю и посмотрел на нее. Это могло вывернуть куда угодно.
– Нет.
– Выражение твоего лица, когда ты видишь моего сына. То есть я очень рада, что он счастлив, и, безусловно, ты хорошо к нему относишься. Но когда он приходит сюда, и ты его замечаешь, все твое лицо изменяется. Будто внутри загорается свет.
Я охнул.
– При виде его у тебя захватывает дух.
Я прокашлялся.
– Да.
Хелен безмятежно вздохнула, и тут в дверном проеме появилась голова Эндрю.
– Можно войти?
– Конечно, – отозвалась его мать и любовно улыбнулась. Она грациозно поднялась и проскользнула к двери. – Я как раз говорила Спэнсеру, что меня восхищает то, как он на тебя смотрит.
Эндрю поджал губы и взглянул на меня с извиняющимся видом.
Я пожал плечами и покачал головой.
– Я не стесняюсь.
Хелен чмокнула Эндрю в щеку и испарилась в коридоре. Эндрю вошел и, подавшись ближе, поцеловал меня.
Я вдохнул его аромат. За два года моя любовь к его запаху совершенно не уменьшилась.
– И чем я обязан такому удовольствию?
Он прислонился задницей к столу.
– Что, мне нельзя заскочить на работу к своему бойфренду?
– Можно.
– Мне нужно было выполнить кое–какие поручения босса моего босса, и я находился всего в паре кварталов отсюда. Но остаться не могу. До окончания рабочего дня меня ждут обратно. Только хотел удостовериться, что планы на вечер все еще в силе.
Эндрю организовал вечеринку для всех наших знакомых в «Басовой линии» – относительно новом джаз–баре, который он очень любил. Это не было чем–то необычным. Он и раньше приглашал наших друзей выпить. Компания всегда была отличной, закуски – потрясающими, а музыка – сказочной.
– Даже не мечтаю находиться в другом месте.
– Хочешь, заберу тебя?
Я проверил время. Было немногим после четырех.
– Придется встретиться на месте. Ничего? Мне нужно еще несколько часов поработать, и будет быстрее, если я поеду прямиком туда. – Я опустил взгляд на свой наряд: черные брюки, серую рубашку на пуговицах и черные подтяжки. – Так сойдет?
– Ты всегда выглядишь превосходно.
Я ждал, пока он осмотрит меня сверху донизу. Он обожал, когда я носил подтяжки, хотя и не признавался, но глаза его выдавали. Большим пальцем я подцепил резинку и потянул.
– Если хочешь, могу устроить приватное шоу.
Он решил отделаться смешком и немного покраснел. Я ожидал замечания, но вместо этого он произнес:
– Позже.
Я простонал и одновременно засмеялся.
– Ты меня убиваешь. Как с такими мыслями в голове я должен работать?
Он хмыкнул.
– Да уж, и на этой ноте мне пора возвращаться, пока не… Ну, пока мы не организовали тебе неприятности на работе. – Он поднялся. – Увидимся вечером.
– О, пока не забыл. Только что я общался с Льюисом. Он спрашивал, сможем ли мы приехать через восемь недель на грандиозное открытие.
Ответ его прозвучал незамедлительно и от всего сердца.
– Ни за что не пропустим.
– Твоя мама предложила нам немного отдохнуть. – Я пожал плечами. – Узнай на работе, сможешь или нет.
– Узнаю. – Он прильнул ближе и вновь меня поцеловал. – И насчет вечера: не опаздывай. – И, улыбнувшись, он вышел.
Войдя в бар, я опаздывал примерно на полчаса. Внутри было довольно людно, и мне пришлось проталкиваться в дальнюю часть помещения, где, как мне было известно, должен был находиться Эндрю, – ближе всего к сцене и свинг–музыке.
Только вот его там не было. Он стоял возле бара с Эмилио, и я огорошенно и вместе с тем увлеченно наблюдал, как они опрокидывали шоты. Ну, ладно. Это было непривычно. Эмилио похлопал Эндрю по плечу, и тут Эндрю заметил меня. Он что–то проговорил, я не разобрал, что именно, но Эмилио обернулся и, увидев меня, ухмыльнулся.
– Привет, Спэнсер! – крикнул он. – Давай я куплю тебе выпить.
Он заказал очередной раунд текилы, и до меня дошло: что–то явно происходило. Эмилио редко употреблял алкоголь и в последний раз пил текилу в день получения мной визы для постоянного проживания. После того вечера он поклялся, что больше никогда в жизни не станет ее пить. Поэтому определенно что–то было не так.
– Что за повод? – спросил я, а потом выпил шот.
Эндрю практически проглотил стопку, так что отвечать пришлось Эмилио.
– Пятница.
Боже. Алкогольное жжение прокатилось от головы до пальцев ног. Я выдохнул и сосредоточил взгляд на Эндрю. Он хохотнул и, казалось, был не в себе.
– Все нормально?
Он облизнул губы и быстро кивнул.
– Все замечательно. Только вот текила поганая.
Чтоб перекричать музыку, я подался ближе.
– Так зачем ты ее пьешь?
Нервно засмеявшись, Эндрю ответил:
– Идея принадлежала Эмилио.
Ясно. Совершенно точно что–то было не так.
Тогда–то я и окинул взглядом столики. Там были все. То есть вообще все. Его друзья, мои друзья, его родители. «Какого хера?».
Группа замолчала, и прежде чем я успел задать Эндрю вопрос, какого дьявола здесь творилось, вклинился бармен:
– Эй, приятель, что тебе принести?
Я повернулся к нему.
– Бутиллированную воду. Две. – Я прикинул, раз уж Эндрю успел накидаться текилой, то вряд ли откажется от воды.
Я положил на стойку двадцатку, и тут в микрофон заговорила солистка группы:
– Дамы и господа, мы возьмем небольшой перерыв, но прежде чем уйти, хотим представить вам особенного гостя.
Теперь почти все посетители бара, и я в том числе, смотрели на сцену. И я увидел, как Эндрю шагал к даме возле микрофона.
Ладно, происходившее реально было несуразным.
В свете софитов было сложно разобрать, то ли из–за боязни сцены он стал бледно–зеленым, то ли из–за смущения раскраснелся. Похоже, его состояние было смесью и того, и другого. Потом он сел за фортепиано.
Напитки и сдача были позабыты. Я уставился на него. Какого черта он делал? Он терпеть не мог играть перед толпой. Терпеть не мог. Однажды он сравнил это с сожжением. Он поправил микрофон, и я заметил, как дрожали его руки.
– Х–м–м, – слишком громко протянул он, потом отклонился немного назад и начал заново. И прокашлялся. – Мне есть что… – Он опустил глаза в пол и что–то пробубнил, никто не смог разобрать ни слова. Микрофон издал пронзительный звук, и где–то в толпе люди начали смеяться.
Эндрю опустил руки на клавиши.
– Э–э…
Кто–то в толпе завопил:
– Может, сыграешь уже? Или так и будешь блеять в микрофон?
Я не успел сказать козлу закрыть на хрен пасть, потому что Эндрю заиграл первые такты «Полета шмеля», его пальцы изящно скользили по клавишам. Это было кодом пианиста для «эй, урод, захлопнись».
Зрители зааплодировали и захохотали, а Эндрю провел руками по волосам.
– Хм, Спэнсер?
Я и не осознавал, что сделал несколько шагов к сцене. Кажется, на танцполе был только я один. И на нас пялился весь бар.
Эндрю, чтоб сосредоточиться, сделал глубокий вдох, вновь опустил руки на клавиши и начал играть. За два проведенных вместе года Эндрю никогда мне ее не играл.
«Аллилуйю».
Я даже не знал, что Эндрю умел играть эту песню… И вдруг он запел.
Святая матерь божья, глубокий, напряженный и совершенный голос Эндрю был похож на ангельский. Абсолютно отличный от Джеффа Бакли, милый, хриплый и благоговейный. Он пел о священных аккордах и озадаченных королях, и красоте лунного света.
Я даже представить не мог, насколько ему должно было быть сложно. И тем не менее, он делал это для меня. Мое глупое сердце беспорядочно барабанило, а глупый мозг был не в состоянии принять увиденное.
Я обернулся и заметил Лолу и Эмилио, Габа и Даниэлу, все улыбались так, словно понимали суть происходившего. Они были в курсе, что он планировал играть для меня на фортепиано и петь?